Мэйзи улыбнулась. Пусть Блейн никогда не узнает, чего стоила ей эта улыбка.
Потом Мэйзи вышла из спальни, спустилась по винтовой лестнице в столовую, вышла в сад и села за стол. Глядя на море, она старалась освободиться от всех мыслей.
Блейн присоединился к ней с двумя бокалами темно-красного вина. Она взглянула на него снизу вверх.
— Спасибо. Что будет на обед? Он поморщился.
— Не будет столь хорошо, как если бы у меня было время, но, возможно, тигровые креветки, приправленные имбирем и перцем чили. Потом tortelloni с сыром ricotta и петрушкой, поданные со свежим омаром.
— Ух ты! Ум за разум заходит, если подумать, какие блюда ты бы приготовил, если бы у тебя было время. Хочешь, я помогу тебе на кухне, пока ты примешь душ и переоденешься?
Он отпил половину своего бокала и поставил его на стол.
— Я только хочу, чтобы ты снова наполнила свой бокал, когда он будет пуст, — сказал Блейн, вернулся в столовую и вышел оттуда с бутылкой в руке.
— Согласна.
Она сбросила туфли и пошевелила пальцами. Если они собираются только дружить, то можно устроиться поудобнее. И теперь не имеет значения, что туфли на шпильках делали ее лодыжки более стройными, а ее саму на десять сантиметров выше. Она не собирается соблазнять его. Она вообще сыта по горло всеми этими мужчинами. Слезы снова подступили к глазам, но Мэйзи надеялась, что Блейн успеет уйти, прежде чем она разрыдается.
Он ушел, и ее охватило безрассудство. Она допила вино и снова наполнила свой бокал. Вечер был напоен мягким теплом, легкий бриз нес ароматы нагретой солнцем зелени и цветов. Мэйзи больше не хотелось думать. Это было слишком болезненно, слишком тревожно. Она хотела просто существовать.
Блейн присоединился к ней немного позже. Она старалась не замечать, как сексуально он выглядит. Его волосы еще были влажными после душа. Он побрился, и на подбородке у него был крошечный порез.
Он принес еще одну бутылку, налил вина себе и удивленно поднял брови, когда Мэйзи прикрыла рукой свой наполовину полный бокал.
— Пока больше не надо, — сказала она с улыбкой. — Я чувствую себя пьяной, по правде говоря.
— После полутора бокалов? — Он усмехался, и она ощутила взрыв негодования, что ему легче, чем ей, поддерживать чисто дружеский разговор. — Сдается мне, что ты не привыкла к вину.
В отличие от тех женщин, о которых он говорил. Без сомнения, они-то могли выпить бутылку не моргнув глазом. Они, вероятно, много чего могли сделать не моргнув глазом. И часто делали. С ним.
— Я не очень много пью, если ты это имеешь в виду.
На ее зарплату много не выпьешь. А когда она обедала с Джефом, обычно он был на дежурстве и на столе не было ничего более торжественного, чем бутылка газировки. Мелькнула мысль о новом увлечении Джефа — красавице Камелии. Как она воспримет исчезновение Джефа в середине свидания? Мэйзи надеялась, что ужасно. Она, конечно, полностью порвала с ним, но это не означало, что она не хотела бы отомстить ему.
— Пора мне заняться креветками.
— А мне можно посмотреть?
— Конечно. — Он кивнул на ее бокал. — Возьми с собой вино.
Мэйзи хорошо умела только тушить мясо — и то потому, что можно было побросать все в одну кастрюлю и сунуть ее в духовку. А Блейн оказался умелым кулинаром. Это стало ясно, когда он закончил поджаривать семена кунжута, отложил их и начал готовить креветки, добавив чеснок, чили и зеленый перец.
— У нас, итальянцев, поварское искусство передается с генами. Когда Лилиана едет в Тоскану к своей сестре, мой отец сам готовит еду.
Как бы им с Блейном было хорошо вместе, подумала Мэйзи. Она каждый вечер смотрела бы на него, пока он готовит ужин. Вот было бы счастье!
Мэйзи остановила себя. Блейн не хочет быть с ней. Ну, немного хочет, но недостаточно.
Блейн добавил к креветкам имбирный ликер и семена кунжута. Минуту спустя он разложил креветки на две тарелки, где уже лежали зеленые листья салата, и отнес в сад.
Когда Блейн отправился готовить второе блюдо, Мэйзи не пошла с ним, а осталась любоваться закатом.
Фиолетовый сумрак уже опустился на землю, когда с подносом в руках появился Блейн.
После обеда настроение Мэйзи стало лучше. Вероятно, подействовали три бокала красного вина.
— И теперь десерт. Но готовил его не я. В Позитано есть превосходная кондитерская. Угощайся, вот сицилийский лимонный пирог, вот фисташковый торт.
Мэйзи застонала.
— Я не могу съесть ни кусочка. Днем я думала, что немного похудела, но теперь уверена, что набрала вес снова. Я вернусь в Англию толстухой.
— Я так не думаю. Ты всегда будешь красавицей.
Мэйзи нахмурилась. Это неправильно. Друзьям такие слова не говорят. Кроме того, ее нельзя считать красивой. А почему Блейн даже не притворился, что огорчен ее предстоящим возвращением в Англию? Обидно.
— Никакого десерта, спасибо, — отказалась она. — Только кофе.
Блейн съел большой кусок лимонного пирога, запивая его кофе. У Мэйзи текли слюнки, но она удержалась и не сказала, что передумала. Взошла луна. Ночь была очень тихой, даже ветра не было. Время будто остановилось. Кофе был выпит в молчании, и только тогда Блейн спокойно произнес:
— Мы поели, и теперь нам пора.
Мэйзи быстро взглянула на него, понимая, что он имеет в виду рассказ о своем прошлом.
— В этом нет необходимости, — ответила она очень тихо. — Я думала, что нам надо поговорить, но теперь понимаю, что ошибалась.
— Ее звали Франческа. Она была моей женой. Мы поженились, когда я окончил университет и занялся семейным бизнесом. Нас обещали друг другу еще в детстве. — Он пожал плечами. — Так иногда бывает, и я не был против. Я всегда любил ее.
Мэйзи сидела тихо, как мышка.
— Ей было двадцать два года, когда мы поженились. Сразу после свадьбы она забеременела, и это вызвало у нее душевное расстройство, такое же, какое случалось и у других членов ее семьи. Конечно, об этом никто не упомянул до свадьбы. — Он грустно улыбнулся. — Лишь потом выяснилось, что у бабушки Франчески со стороны отца было такое же расстройство и у прабабушки тоже. Можно только предполагать, что это не затрагивало мужчин, ведь у отца Франчески все было в порядке. — Блейн пожал плечами. — Не знаю, так ли это, только Франческа стала совершенно другим человеком буквально за одну ночь.
— Блейн, ты не обязан продолжать.
Мэйзи чувствовала себя ужасно. И зачем она вынудила Блейна рассказывать это? Если бы она хотя бы могла предположить, к чему приведет ее любопытство!
— Я долго не понимал, с чем столкнулся. Я думал, что это вроде депрессии. Говорят же, что настроение женщины при беременности может измениться. Я рассчитывал, что с помощью врачей она выйдет из этого состояния. Но теперь, когда ее родители рассказали нам правду о семейном недуге, Франческа решила, что для нее не осталось никакой надежды.
