– Может, несчастье с Гаврилиным не в вашу
смену стряслось?
– Все равно я узнал бы, – замотал
головой Сергей Петрович. – Напутала ты! Кино снимали, отсюда и слух
покатил. Теперь фильмы без убийства не делают, народ смотреть не пойдет.
– Не слышали, о чем беседовали вчера
приехавшие люди?
– Мне на них только издалека глядеть
можно, – надулся охранник, – белая кость, не чета простым людям.
– Ни словечка из бесед не разобрали?
Охранник поднял указательный палец.
– О! Когда они уезжать собрались, шофер
ихнего главного тряпку взял и хотел порог у джипа протереть. За хозяйские брюки
волновался, изгваздалась машина, пока сюда доехала. Взял он ветошь, а другой
водила и говорит: «Испачкаешься, Серега, пусть чмо протрет». Ну и приказал мне:
«Иди, вымой приступку». Обидно, конечно, но что ж делать? Их много, молодые,
здоровенные, насуют еще в грызло… Вот я и принялся драить железку. И тут вдруг
слышу из-за джипа голос мужской: «Как с занавесом проблему решим?»
«Ерунда, – отвечает другой, – нашел о чем беспокоиться! Подумают, под
машину она попала. Вон сколько отморозков по шоссе носится! Сбил какой-нибудь и
смылся!
– Занавес? – переспросила я. –
Ну и ну! Они волновались о драпировках?
– Сам удивился, – хмыкнул Сергей
Петрович. – С одной стороны, похоже, не простая бабка в ящик сыграла. К
обычному человеку столько народу не припрет, двух ментов пришлют, и все!
А тут – целая делегация! Ежели с другого боку глянуть – никто о ней не
плакал и про тряпки на окнах болтали!
В моей голове зашевелились смутные
воспоминания. Кто еще совсем недавно говорил о занавесках? Юная уборщица Карина
из лавки «Эгоп»! Рассказывая о старухе, торопившейся в Рокот с тремя пакетами,
набитыми косметикой, она припомнила, как та предложила таксисту: «За пятьсот
рублей меня еще и за занавесками отвезешь!» А потом сказала про театр с
занавесом.
Странное совпадение. После смерти Анны
Михайловны – а я почти на сто процентов уверена, что в «Эгоп» приезжала
она, – опять всплывают какие-то драпировки. При чем здесь они?
Сев в машину, я медленно поехала в сторону
шоссе. В голове не было никаких конструктивных мыслей.
– Милый, – раздалось из
радиоприемника, – исполни последнюю просьбу несчастной Полины.
Я бросила взгляд на панель. Ну-ка, что слушает
моя подруга Валя? В последнее время развелось огромное количество станций, и
каждая считает своим долгом запустить шоу, причем чем глупее, тем лучше.
Кстати, и теледеятели озабочены схожей задачей, каналы прямо-таки соревнуются в
создании развлекательных программ: отправляют звезд в глухие уголки земного
шара, заставляют балерин петь, художников танцевать, спортсменов печь пироги.
– Говори, дорогая, – ответил
вкрадчивый голосок.
– Нет! Не хочу! – взвизгнула
тетка. – Конец!
Послышался резкий хлопок, потом заунывная
мелодия, а затем вежливый баритон равнодушно произнес:
– На волнах радио «Не со всеми»
транслировался спектакль театра «Занавес».
Я чуть не въехала в столб. Театр «Занавес»!
Когда я изучала телефон в рекламном агентстве
«Панда», то выяснила, что кто-то обращался в этот театр. А перед смертью Анна
Михайловна еле слышно произнесла: «Занавес…» Я решила, что она выразилась
аллегорически. Мол, занавес, в смысле все, конец, умираю. Но сейчас мне в
голову пришла иная идея. Вдруг несчастная старуха намекала на театр? И странная
беседа о драпировках, которую вели люди, спешно прибывшие к месту гибели
Викторовой… И слова ее таксисту…
Я хотела схватить мобильный, висящий на шее,
нащупала кофту и больше ничего. Сначала я испугалась: ну вот, опять порвался
шнурок, аппарат потерян безвозвратно, вместе с телефонной книжкой. Затем я
вспомнила, что езжу по городу в облике Вали Спиркиной, мой сотовый остался
дома, на тумбочке у кровати. Ну и как выяснить адрес «Занавеса» без справочной
службы? Кстати, телефон может понадобиться мне и для других целей. Делать
нечего, придется купить еще один аппарат, самый дешевый, а к нему симку с
незатейливым тарифом.
Глава 14
Торговый центр нашелся сразу. Стоило мне лишь
подумать о необходимости сделать покупку – и пожалуйста, громада из стекла и
бетона уже рядом.
Я оставила машину на парковке, вышла наружу,
увидела, что туфли безобразно испачканы, и полезла в багажник за щеткой или
губкой.
– И где твоя тачка? – спросил
раздраженный басок.
Я выглянула из-под крышки багажника. Недалеко
от меня стояла парочка, парень лет двадцати и темноволосая девушка того же
возраста.
– Куда, спрашиваю, колеса
приткнула? – более сердито продолжил парень.
– Вон там, у входа, где дуры
стоят, – колокольчиком зазвенела спутница и указала рукой влево, –
около них бросила.
Я невольно посмотрела в ту сторону и увидела
две большие круглые чугунные тумбы, соединенные цепью, и рядом крохотную
«букашку» ярко-красного цвета.
– Дуры? – в полном негодовании
воскликнул юноша. – Ты с подругами, что ли, приперлась?
Я опустила взор в багажник. Интересно, как
отреагирует девица. Мужчинам свойственно порой делать глупости, зря в идиотских
поступках обвиняют лишь блондинок. Несколько недель назад я собственными ушами
слышала, как вполне взрослый мужик (между прочим, жгучий брюнет) на полном
серьезе спрашивал продавца в магазине строительных материалов: «Скажите,
плинтус кладут на линолеум или под него?»
Когда я работала в журнале, у нас заведовал
отделом культуры Костя Маслеев, очень милый, интеллигентный, женатый человек. В
жизни Маслеева была одна большая беда – теща, Анна Ивановна, капитально
отравлявшая существование зятю. Ругаться с вредной бабой Костик не мог, он был
с ней предельно вежлив, но за глаза звал ее Годзиллой.
Сотрудники жалели его, давали советы по
укрощению распоясавшейся нахалки и, если Годзилла звонила Маслееву на работу,
прикрывали трубку ладонью и шептали:
– Кость! Дыши глубоко! Годзилла на
проводе!
Восьмого марта Костя позабыл про тещу. Мысль о
том, что он не поздравил Годзиллу, осенила его лишь в середине дня.
Перепугавшись, Костик дал нашему стажеру Юре деньги и приказал:
– Сходи в цветочный магазин, а потом
отнеси букет вот по этому адресу.
– Йес! – кивнул стажер,
студент-второкурсник, которого в редакции все считали мальчиком на побегушках,
и полетел ветром.
