Соренза решительно отстранилась от Николаса и спокойно
произнесла:
— Я принесу кофе, когда он будет готов.
Он бросил на нее внимательный взгляд и, ни слова не говоря,
вышел из кухни.
Потом они ели за маленьким столиком в гостиной, и Соренза
вспомнила вечер, когда Николас привез ее из больницы. Еще тогда ей надо было
прекратить их отношения. От этой мысли у нее сжалось горло, и, заставляя себя
глотать пищу, она каждый раз рисковала поперхнуться.
Когда они кончали ужинать, Николас посмотрел на часы и
спросил:
— Ты едешь со мной в аэропорт?
— А ты хочешь этого? — удивленно прошептала Соренза. — После
всего, что было сказано?
— Конечно, хочу, — с невольным раздражением произнес он. —
Что за дурацкий вопрос?
Если бы не тяжесть на душе, Соренза улыбнулась бы. Этот
ответ, абсолютно в стиле Ника, был еще одной нитью в сети, опутавшей ее сердце.
Сети, которую нужно было порвать любой ценой. Она не могла позволить себе
полюбить еще раз, нет. Она должна держать свои чувства под контролем, а любовь
способна этому помешать, отдавая власть над ней кому-то еще.
Она поедет с Николасом в аэропорт и не скажет ему ничего,
что бы расстроило его, пока он нужен другу. Но на этом все. Так надо. И он
узнает об этом позже.
9
По дороге в аэропорт они не обменялись ни словом, и от
многозначительной недосказанности Сорензе казалось, будто воздух в салоне такси
потрескивает от напряжения. Каждой клеточкой своего тела она ощущала
присутствие Николаса. Большой и сильный, он сидел рядом и выглядел совершенно
спокойным. Но Соренза знала его уже достаточно хорошо, чтобы понять: он всего
лишь исполняет роль, как и она.
В аэропорту было много людей. Зарегистрировав билет и сдав
багаж, Николас и Соренза отправились в кафе. Они расположились в удобных
креслах за столиком на двоих и заказали кофе, которого им не хотелось. Сидя
напротив Сорензы, Николас взял ее руки в свои.
— Тебе холодно? — спросил он.
Она пожала плечами. Ее не переставало знобить с тех пор, как
она приняла окончательное решение относительно их с Николасом будущего. Но это
не имело никакого отношения к температуре воздуха.
— У меня всегда холодные руки, — ответила Соренза.
Прищурившись, он посмотрел на нее.
— Я планирую вернуться в конце недели. Поужинаем в пятницу?
— Ты не знаешь, как сложатся дела, — попыталась она уйти от
ответа. — Давай решим потом.
— Нет, сейчас.
Внезапно Соренза почувствовала, что они обсуждают нечто
большее, чем ужин. Перед ней сидел мужчина, решительный и независимый,
способный справиться с любыми трудностями. Он был хозяином своей судьбы и
твердо знал, что ему нужно. И все же с ней Николас — она не могла не признать
этого — вел себя мягко и терпеливо, как с несмышленым, растерявшимся ребенком.
Но как же тогда те десять лет, что она прожила одна, сама по себе? Разве она
плохо со всем справлялась? Разве она не смирилась с судьбой и не поняла, что
должна рассчитывать только на свои силы? Поэтому не безумием ли было вновь
позволить кому-то войти в ее жизнь и нарушить тот драгоценный покой, который
она искала долгие годы?
Иногда Сорензе ужасно не хватало тепла близкого человека,
особенно с тех пор, как она встретила Николаса. Но она решительно запрещала
себе мечтать о том, как он обнимет ее, прижмет к себе и прогонит отвратительные
воспоминания. Такие мечты всегда прекрасны. Но что, если они превратятся в
кошмары...
— Я не обману тебя, Соренза, — сказал Николас, словно
прочитав ее мысли. — Если я говорю в пятницу, значит, в пятницу. Ты должна
научиться верить мне, иначе я никуда не полечу.
— Ты летишь на Сейшелы.
Надо же было сказать такую глупость в такой серьезный
момент! — тут же подумала она.
— Если ты попросишь меня остаться, я останусь, — просто
ответил Николас.
— А как же твой друг?
— Ты для меня важнее всех.
Ее сердце бешено забилось.
— Я бы никогда не попросила тебя об этом. Твой друг
нуждается сейчас в твоей помощи.
— А ты?
Соренза не ответила. Ей нечего было сказать.
— Почему с тобой у меня всегда такое чувство, будто я иду по
минному полю? — Николас раздраженно перевел дыхание. — Ты используешь мои слова
против меня и постоянно сравниваешь меня с этой свиньей, твоим бывшим мужем.
Ведь я прав? Ты ищешь во мне те же недостатки, которые нашла в нем?
Сорензе стало страшно. Неужели Николас прав? Тогда зачем она
делает это? Какой мужчина согласится терпеть такое месяцы и годы? Уж конечно не
Николас Доуэлл, которому достаточно щелкнуть пальцами, чтобы у его ног
оказались сотни томно вздыхающих красавиц!
— Если ты думаешь, что... — начала Соренза.
— Я уверен в этом, — прервал ее Николас. — А иначе почему
после того, как наконец решилась довериться мне, ты не почувствовала
облегчения, а стала еще скованнее?
— Но я не могу себя изменить, — прошептала Соренза, наклонив
голову так, чтобы волосы упали ей на лицо и закрыли глаза, в которых заблестели
слезы.
— Можешь, — хрипло сказал Николас. — Тебе не приходило в
голову, что пережил я, когда понял, что люблю тебя? Ты не единственная в этой
ситуации, кто напуган до смерти. После Кимберли я поклялся, что никого больше
не пущу в свое сердце, — так спокойнее. У меня было много женщин, которые
играли по моим правилам. И вдруг появилась ты...
Плечи Сорензы задрожали, и слезы покатились по ее щекам. Она
беззвучно плакала. Как долго она не признавалась себе в том, что любит его.
Любит отчаянно, страстно, больше, чем Саймона, больше, чем могла себе
представить. Вот почему ей так страшно было признаться в этом и снова оказаться
во власти другого человека. Он не должен узнать о ее чувствах. Никогда.
Соренза, не поднимая головы, чувствовала на себе взгляд
Николаса. Через секунду белый носовой платок оказался в ее руке.
— Не плачь, — с болью в голосе сказал Николас. — Черт,
меньше всего я хочу заставлять тебя плакать!
Она вытерла глаза и храбро посмотрела ему в лицо.
— У нас с тобой ничего не получится, — сказала Соренза,
качая головой. — Я все испорчу, потому что не могу быть такой, какой ты хочешь
меня видеть. Когда Саймон сделал то... — она остановилась, подыскивая слова, —
что он сделал, что-то во мне умерло. Умерло безвозвратно, — медленно закончила
она.
— Я не верю! — резко возразил Николас. — Я люблю тебя, черт
возьми! Я хочу на тебе жениться, иметь от тебя детей и состариться вместе с
тобой. Я не Саймон. Я — это я, Соренза! Ты уже достаточно хорошо знаешь меня. Я
тоже раскрыл душу, перед тобой. Неужели это ничего не значит?
