– Абсолютно, – кивнула я.
Кошкина вытащила сигареты.
– Ну… попытаюсь объяснить, хотя сама знаю ситуацию
не слишком подробно. Ладно, давайте по порядку…
Светочку очень любят в клубе «Мур». Несмотря
на сложности с ее умственным развитием, девушка она очень добрая, ласковая и
исполнительная. Анна ценила Свету за умение справиться с любой кошкой и за
солнечный характер – Светочка была всем всегда довольна. Естественно, Анна
знала о проблемах девушки, но, если не обращать внимание на внешность Светланы
и представлять себе, что имеешь дело с десятилетним ребенком, то все кажется
вполне нормальным. Кошкина тесно общалась с Леной, бывала у той в гостях, хотя
отношения двух женщин нельзя назвать дружбой. Лена не знакомила
председательницу кошачьего клуба со своими приятельницами и не приглашала на
собственные дни рождения, зато на праздниках Светочки Анна бывала дорогой
гостьей.
Месяцев шесть назад Света прибежала в «Мур»
страшно взбудораженная и сказала Ане:
– У меня теперь есть секрет!
– Здорово, – кивнула Кошкина. –
Самый настоящий?
– Ага, – зашептала девушка, – мама
велела молчать. Никому ни словечка не говорить!
– Мамочку надо слушать, – согласилась
Аня.
Света прикусила нижнюю губу и принялась
старательно расчесывать свалявшуюся шерстку очередного перса, доставленного в
«Мур» нерадивыми хозяевами. Некоторое время умственно отсталая девушка молча
орудовала щетками, потом не выдержала:
– Но ведь ты моя подруга!
– Конечно, – кивнула Анна.
– Значит, тебе можно рассказать, –
сделала вывод Света. – В Америке есть институт, там людям уколы делают и
таблетки дают, а у них от этого мозг растет и умнеет. Люди потом школу заканчивают
и даже университет. Я поеду в Нью-Йорк и тоже стану сообразительной, как мама.
Вот!
Анна на секунду разозлилась. Ну кому пришла в
голову мысль тешить недоразвитую девушку несбыточными надеждами?
– По-моему, лучше оставаться в Москве, –
осторожно закончила она разговор, – здесь все тебя любят.
Света закивала, но до конца рабочего дня
беспрестанно мучила «подругу» вопросами про неведомую Америку.
В конце концов Кошкина не выдержала и сказала:
– Лена дома? Давно я у вас в гостях не была.
Света закивала:
– Пошли скорей, а то Гарри соскучился.
Лена приняла кошатницу вежливо. Поболтав
полчасика о пустяках, Анна спросила у нее:
– У Светы появились новые друзья?
– Нет, – удивилась Лена. – А почему
ты вдруг так решила?
– Она сегодня безостановочно твердит о
каком-то институте в Америке, где ей дадут таблеток, от которых ум
растет, – вздохнула Анна. – Надо найти человека, внушающего Светочке
глупости, и пресечь их общение.
Лена опустила глаза в чашку.
– Это я, – тихо ответила она.
– Что ты? – оторопела Анна.
– Я рассказала ей про Америку, –
вздохнула хозяйка. – Майкл уверяет, что возможность имеется, хотя… Ох, я
не знаю!
– Немедленно объясни суть! – потребовала
Кошкина.
Очевидно, Лена была крайне взволнована, потому
что она не стала, как всегда, отмалчиваться, а неожиданно откровенно изложила
совершенно святочную историю…
Очень давно у Лены имелся муж, отец Светы,
художник по имени Евгений Арбузов – совершенно одержимый творчеством человек,
безостановочно малевавший полотна. Картины Жени никому в Советской стране были
не нужны, в них если и имелась сюжетная композиция, то до невероятности
странная, не понятная ни зрителям, ни тем более официальной критике. Взять хотя
бы холст, на котором изображалось огромное яйцо из никелированной стали, –
верхушка овала была разорвана, и оттуда вылетали вороны с человеческими ногами
и мордами медведей, а в нижней части полотна имелся красный круг, в центре
которого белела обнаженная женская фигура с циферблатом вместо живота.
Называлось произведение «Хронос наплевал на детей своих». Можно представить,
какую бурю негативных эмоций вызвало желание Жени выставить эту мазню на
выставке. Его не подпустили даже к порогу зала, где заседала отборочная
комиссия.
Евгений не был бойцом, особых материальных
благ он не жаждал, мечтал лишь об одном – чтобы ему дали возможность спокойно
заниматься живописью. Поэтому никаких истерик в правлении Союза художников Женя
не закатывал, приходил домой с работы и становился к мольберту. Работал он
очень быстро, а потом просто развешивал картины дома. После кончины мужа у Лены
осталось очень много его работ – на стенах не было пустого места, да еще часть
холстов просто стояла в чулане.
Шли годы, Лена вышла замуж за Романа Опушкова
и прожила вполне счастливо несколько лет. Леночка была отличной женой и доброй
женщиной, она не бросила после кончины второго мужа свою приемную дочь Веру,
заботилась о девочке, как могла. Вот только картины Жени снять со стен
отказывалась.
– Никто же не предлагает их ножом порезать и
на помойку снести, – говорил в свое время Опушков, – давай просто в
чулане устроим. Обои везде сменим, поклеим светлые, а то прямо в депрессию от
этих картинок тянет.
Но более чем неконфликтная Лена в споре о
работах первого мужа проявляла невесть откуда взявшееся ослиное упрямство.
– Нет, – категорично отвечала она, –
Женя перед смертью просил его картины не трогать!
Роман злился, но сломить упорство жены не мог.
Один раз Опушков воскликнул:
– Выбирай: либо я, либо мазня!
Лена, не моргнув глазом, ответила:
– Раз так стоит вопрос, то сомнений нет.
Собирайся и уезжай к себе.
– Значит, ты любишь его до сих пор, –
встрепенулся Роман.
– Он мертв, – тихо ответила Лена, –
не надо ревновать. А картины – мои талисманы. Перед смертью Женя просил их со
стен никогда не снимать. Вот прямо взял меня за руки и велел: «Поклянись, что
не тронешь холсты! Имей в виду, рано или поздно они принесут тебе счастье».
Глава 29
Можно посмеяться над позицией Лены, которая
была полностью уверена в правоте слов своего первого мужа, только женщина ни
разу не покусилась на его произведения. Верила ли она в обещанное счастье? Одно
время, наверное, да. А потом, после кончины и второго мужа, Опушкова, надежда
на веселую, безбедную жизнь начала таять.
Но не зря люди говорят, что истинная вера
всегда вознаграждается. Лена таки дождалась чуда.
