– Легче сказать, чем сделать.
Он сжал ее пальцы.
– И поменьше оставайся с ним наедине.
– Спасибо, папа! Ты очень помог мне.
Он внимательно посмотрел на нее.
– Я горжусь тем, что ты у меня такая умница, – ласково сказал он. – Никому не позволяй измываться над собой. Ты лучше всех!
На следующее утро Эннис отправилась в офис «Витале и партнеров». Старый уродливый деловой костюм и строгая прическа – ничто не должно привлекать к ней внимание. А про себя она повторяла как заклинание: не переходи в спорах на личности!
Константин Витале встретил ее в холле… Окинул ее взглядом. Уголки губ опустились.
– Привет, красавица!
– Могу я поговорить с вами наедине, мистер Витале?
– Я как раз хотел это предложить. – И он с преувеличенной любезностью открыл перед ней дверь.
Эннис показалось, что она услышала хихиканье Трейси. Это не прибавило ей бодрости. Нужно положить конец его шуточкам. И сделать это как можно скорее.
– Прекратите это!
– Что, простите?
– Прекратите называть меня «красавицей», – бросила Эннис. – Это неуважительно. И дает повод вашим сотрудникам усомниться в характере моей работы здесь.
– А вам? – поинтересовался Константин.
– Мне это дает повод заехать вам в глаз.
– Замечательно.
– Не вижу в этом ничего замечательного. Это ребяческое желание, и я изо всех сил сдерживаю себя.
Он усмехнулся.
– Вот почему, – продолжила Эннис уже спокойнее, – нам лучше сразу найти взаимопонимание.
– Взаимопонимание?
– Послушайте, – сделала она глубокий вдох, – я пришла, чтобы помогать вам в работе. Я собираюсь рассмотреть все возможные пути выхода из сложной ситуации. Я буду вынуждена часто приходить в этот офис. Но я не обязана выслушивать все глупости, которые приходят вам в голову.
– Вы хотели сказать, чтобы я держался от вас подальше и не распускал руки? – улыбнулся он.
Эннис вся вспыхнула.
– Нет!
– Нет?
– То есть да, конечно, да, – спохватилась она. – Но это и так ясно. Я здесь для работы, а не для вашего развлечения. – Ее голос походил на писк. – Не могли бы вы общаться со мной так же, как с другими сотрудниками?
Его глаза сузились. Он молча смотрел на нее. Затем внезапно передернул плечами.
– Хорошо. Только профессиональное общение, – сказал он и добавил: – В стенах офиса.
– Что?
– Ваша ошибка в том, – продолжил он, показывая на ее отчет, – что вы решили, будто имеете право указывать мне, что я должен делать в мое свободное время.
– Вовсе нет, но…
– Вот и прекрасно, – оборвал он, – деловое общение в стенах офиса. После окончания рабочего дня каждый делает, что хочет.
Так началась цепочка самых трудных дней в ее жизни. Константин сдержал слово. В офисе он вел себя почти корректно. Если не считать того, что смотрел на Эннис, как тигр на добычу, и того, что она замечала искорки смеха в его глазах всякий раз, когда он с преувеличенной любезностью открывал перед ней дверь.
Но в одном он был непреклонен:
– Больше никаких мистеров Витале. Зовите меня Коста. Все зовут меня Коста. В Лондоне, Милане, Нью-Йорке.
Эннис сдалась.
– Хорошо, Коста.
К вечеру пятницы Эннис была совершенно измотана. Коста, вернувшись с деловой встречи, обнаружил ее спящей за своим рабочим столом.
– Одевайтесь, я отвезу вас домой.
– Нет, – выпрямилась Эннис.
– Не глупите, вы совершенно без сил.
– Я должна поработать еще пару часов, – Эннис попыталась сосредоточиться на документах, разложенных на столе.
– Нет, – мрачно заявил он. – Разве можно качественно выполнять свою работу в полусонном состоянии!
Эннис была вынуждена признать, что он прав.
Она запустила пальцы в свои растрепанные волосы. Но позабыла о шраме. Впервые при Константине забыла укрыть волосами шрам на лбу. И поняла это, только увидев изумление на лице Косты.
– Что это?
Ее пальцы рванулись, чтобы прикрыть уродливую отметину. Но было поздно. Она отвернулась.
– Я только возьму кейс.
Он стремительно подошел к ней.
– Вы поранились, позвольте мне посмотреть.
Он отвел ее руку и, взяв за подбородок, повернул лицо к свету. Эннис дернулась, но он не отпустил ее. Пальцы Косты убрали прядь волос со лба, открыв шрам, и легко коснулись его.
– Как это произошло?
Эннис вырвалась и сделала шаг назад.
– Это было давно.
Он не отрывал взгляда от ее лица.
– Вижу, но как это произошло?
Не думай о шраме. Не думай ни о чем, кроме работы. Делай то, что должна делать. Не останавливайся. Не вспоминай. Не думай.
Эннис, не поднимая глаз, принялась аккуратно складывать документы.
Он остановил ее, накрыв ладонью руку.
– Как? Кто-то причинил вам боль?
– Я упала с лошади, – пробормотала она.
Он снова взял ее за подбородок и повернул к себе. Провел пальцем по уродливому шраму, гипнотизируя ее взглядом.
– Вам, наверно, было очень больно.
– Не очень, – ответила она. – Сначала я была в шоке, а потом они накачали меня обезболивающими.
Словно в тумане под действием обезболивающих, она услышала голос матери. «Ее лицо ужасно. Я не могу смотреть на нее», – билась в истерике мать. А потом ушла от нее.
– Сколько вам было лет? – спросил он чуть слышно.
– Девять. А может, десять.
– И вы все еще переживаете из-за этого пустячного шрама спустя столько лет?
«Ее лицо ужасно. Я не могу смотреть на нее».
– Не такого уж пустячного, – выдавила Эннис.
– Не надо замыкаться, – приказал он.
– Что? – не поняла она.
– Вы безропотно выслушиваете все, что вам говорят, а потом уходите в себя, вместо того чтобы ответить. Я наблюдал за вами на вечеринке у родителей. Вы скрываете свои чувства. Не высовываетесь из своей раковины.
Эннис окаменела. Он наблюдал за ней? Как долго? Ее сердце пропустило удар. Но на лице не отразилось никаких эмоций.
Он, в отличие от нее, не стал скрывать раздражение.
– Это безумие. Вы знаете это. Я знаю это. Нельзя подавлять свои чувства. Это опасно.
