В подтверждение этого она изогнулась всем телом.
— Это твоя работа. Так ты расскажешь мне о Сюзанне?
— Она была переводчицей, работала 1месте с нами. Время было ужасное: государственный переворот и землетрясение — сразу друг за другом. Когда мы познакомились, она официально ушла от своего мужа, потому что он ее бил. Он скрывался, а у нее на руках остались маленькие братья и сестренка, да и еще кое-какие родственники. И мне захотелось позаботиться о ней. Мы провели выходные в горах…
Холли смотрела на него, улыбка сползла с ее лица.
— Одни выходные? И все?
— Да.
— И после этого ты решил, что это любовь всей твоей жизни? — Охваченная ужасом, Холли замерла. Как можно соперничать с такой любовью? Все страхи, которые стерлись недавно в постели, вернулись и завладели ею снова.
— Но ведь тогда я не знал тебя. Я не представлял, как это бывает, — печально сказал он. — Холли, любовь моя, выслушай меня. Ты даже не представляешь, каким я был. Мои родители… они были хорошими людьми, но им не следовало иметь детей. В нашем доме при встрече не целовались, а отдавали честь. Сюзанна же была такой чувствительной и говорила обо всем, что чувствовала. Это была сказка, фантазия. Я думал, что смогу позаботиться о ней, и, конечно, не смог. Потому-то все и закончилось. Она не могла бросить людей, которые ее любили. — Он прижался щекой к ее волосам. — Понимаешь?
— И она разбила тебе сердце?
Джек поморщился.
— Очень женский взгляд на вещи.
— А я и есть женщина, — сказала Холли, к которой вернулось спокойствие. — Когда мы встретились, у тебя в сердце все равно оставалась заноза.
— Нет, — медленно проговорил он. — Не совсем так. Это было слишком давно. Больно было только оттого, что я все же не смог спасти ее.
— Значит, я была второй попыткой спасения утопающей?
— Может быть, отчасти. Ты была так напугана Сегру. Никто не должен испытывать такой ужас.
— Я была слишком неопытна, а он вел себя как простой хулиган, — начала оправдываться Холли. — Гораздо сильнее я боялась Гомера. У него, кажется, вообще нет чувств, словно у машины. Что бы я ни говорила, на него не действовало.
— Да… даже у дохлой рыбы более выразительная морда, — согласился Джек.
— Но сегодня утром ты его по-настоящему напугал, — довольно вспомнила Холли.
Джек растерялся.
— Я… я, кажется, тогда не владел собой, — признался он. — Я знаю, что ты не выносишь драк. Но когда Сегру начал говорить, у меня в глазах потемнело. Прости.
Холли уткнулась лицом в его грудь и глухо спросила:
— Ты ведь не поверил ему? Ни одному слову?
— Нет. Я прожил с тобой достаточно долго. Мы работали вместе. Мы занимались любовью, — тихо сказал Джек. — Все, что ты делаешь, идет от сердца.
— О, — она глубоко вдохнула запах его кожи, словно это был живительный эликсир. — И ты не считаешь меня дикой… Или, — она с трудом выговорила, — чьей угодно…
Джек с силой воскликнул:
— Ни в коем случае! Может быть, ты была слишком замкнутой. Мне понадобилось немало сил, чтобы ты пустила меня к себе, — усмехнулся он.
— Я просто боялась.
— Но теперь ты не боишься?
— Нет. Теперь, с твоей помощью, я разобралась и в себе. Так что меня ты все-таки спас.
Но Джек даже не улыбнулся.
— Ты была так молода. Несколько раз у меня возникала мысль, что ты и меня боишься.
Холли медленно покачала головой.
— Нет. Тебя — нет. Может быть, того, что ты чувствовал. — Она снова, как наяву, представила его в своей крошечной квартирке на Монмартре. — И что заставлял чувствовать меня.
— А теперь?
Она вызывающе придвинулась к нему.
— Что скажешь?
— Божественно, — сказал Джек, снова увлекая ее вслед за собой под простыню. — Просто божественно.
ЭПИЛОГ
Группа иностранных журналистов пребывала в самом благожелательном настроении. Выступавшие говорили кратко, истории были увлекательными, а природа Сахарного острова — самой экзотической. После пресс-конференции, устроенной «Армор Дизастер Рекавери», всем предложили шампанского.
— Великолепное обслуживание, — заметил английский корреспондент.
— Прекрасное общество, — поддержал его коллега из Германии. — Эти новые капиталовложения позволили им за год полностью рассчитаться с долгами.
— Очаровательная семья, — добавила американка Рита Карузо, поднимая фотоаппарат.
Те, кого она намеревалась сфотографировать, приветственно помахали ей. Джек Армор в смокинге выглядел очень представительно, а его жена Холли в платье карибского стиля была очаровательна. Ее длинные золотистые волосы были убраны в высокую прическу, а в ушах сверкали бриллианты, подаренные Джеком по случаю появления на свет третьего члена семьи Арморов.
Теперь Энтони Фрэнсис Армор, по прозвищу Эйнштейн, тянулся пухлыми ручонками к подносу с шампанским.
— Нет, — сказал Джек, отстраняя официанта подальше от сына и забирая его у Холли. — Не хочешь пообщаться с Карузо?
Она отрицательно покачала головой.
— Рита — милая женщина, но я боялась, что ты меня никогда не простишь за то глупое интервью, где тебя назвали романтиком.
Глаза Джека заблестели.
— Хочешь сказать, что я никакой не романтик?
Холли рассмеялась в ответ.
— Боже упаси.
— Или, может быть, мне следует стыдиться этого?
— Ни в коем случае.
— Так почему же ты не хочешь поговорить с Карузо?
— Ревную, — полушутя, полусерьезно ответила Холли. Она кивнула Паоле Винсент, которая занимала явно томящегося Рамона свадебными фотографиями. — Она считает, что ты — лакомый кусочек для любой женщины.
Глаза Джека засветились от скрытого смеха, от которого у Холли до сих пор сладко подгибались ноги.
— А разве не так? — грозно спросил Джек. — Я твой лакомый кусочек. В чем проблема?
Холли положила голову ему на плечо.
— Ни в чем.
Он склонил голову.
— Ты счастлива? — спросил он вдруг тоном, который понимала она одна.
— М-м.
— Я могу сделать что-нибудь, чтобы ты стала счастливее?
Холли вдруг пришла в голову одна идея.
— Н-ну-у… — Мы поженились на этом берегу. Но мы никогда…
Он громко расхохотался.
— Так ты хочешь заняться любовью на берегу Карибского моря? Такая добропорядочная жена и мать?
