«Роза ведь и в самом деле любит другого», — напомнила она себе.
Желание в глазах Лео мгновенно погасло, сменившись вежливым безразличием, и страшное чувство опустошенности охватило Харриет.
— Так, значит, ничего не изменилось. Ты по-прежнему любишь играть с огнем. Если бы ты сказала сразу, я бы к тебе не прикоснулся!
— Прости, — пробормотала Харриет, затем выдавила улыбку: — Что же удивительного, что меня по-прежнему влечет к тебе?
В глазах Лео вдруг сверкнул холодный гнев:
— Данте ты тоже позволяла себя целовать?
— Что ты, конечно, нет! — воскликнула она.
— Откуда мне знать, что это правда? — горько усмехнулся он.
— Спроси у него самого! — воскликнула она, вдруг разъярившись. — И еще не забудь поинтересоваться у Франко, не старалась ли я увести его у Миреллы! Ты тоже не изменился, Лео. По-прежнему винишь меня во всех смертных грехах!
Она повернулась на каблуках, но Лео удержал ее, схватив за локоть.
— Кто он?
Она непонимающе взглянула на него.
— Тот, кого ты любишь! — прорычал он сквозь зубы.
— Не скажу, — отрезала она.
К огромному ее удивлению, Лео расплылся в улыбке.
— Так, значит, это неправда! Нет никакого тайного любовника!
— Думай, как хочешь. — Страшная усталость вдруг навалилась на нее. — Я устала, Лео. И хочу спать.
Лео привлек ее к себе с такой неожиданной нежностью, что на глазах у Харриет вдруг выступили слезы.
— Какая же я неблагодарная скотина! Ты сделала Нонну счастливой, а я мучаю тебя и не отпускаю в постель. Последний поцелуй, милая кузина, и мы расстанемся.
Харриет послушно подставила губы, но тут же, опомнившись, отпрянула:
— Нет, Лео. Не могу.
Лицо его застыло, превратившись в маску холодной ярости.
— Скажи лучше, не хочешь! Но в твою сказку о таинственном возлюбленном я не верю.
— Твое право, — откликнулась она.
— Что ж, ты мудрее меня. Однажды ты разрушила мою жизнь — надо быть сумасшедшим, чтобы связаться с тобой снова. — Губы его изогнулись в ледяной улыбке. — Боюсь, мечтам Нонны не суждено сбыться.
— О чем ты? — нахмурилась Харриет.
— Сегодня вечером она призналась мне, как рада, что мы с тобой снова стали друзьями. А затем намекнула: она, мол, не сомневается, что ты желаешь большего. — Он вопросительно поднял брови. — Ты с ней об этом не говорила?
Харриет яростно затрясла головой.
— Да ты что! Если бы я знала… если бы только подозревала… я ни за что бы сюда не приехала! — выпалила она, почти забыв о том, что играет роль.
Лео отвесил церемонный поклон.
— Что ж, Роза, ты ясно дала понять, как ко мне относишься. Даже слишком ясно. Не стану больше докучать тебе своим присутствием. Прощай.
Он повернулся и вышел из комнаты.
На следующее утро Харриет проснулась совсем разбитой — даже разговор за завтраком давался ей с трудом.
— Напрасно ты позволила Лео так засидеться, — пожурила ее Виттория Фортинари.
— Он недолго здесь пробыл, Нонна, — ответила Харриет, подумав про себя, что уже готова видеть в этой женщине родную бабушку.
Синьора улыбнулась доброй усталой улыбкой:
— Милая моя, как я рада, что вы с Лео снова стали друзьями! Знаю, я просто глупая старуха, но теперь, когда все прощено и забыто, не могу не думать: что, если в один прекрасный день вы полюбите друг друга?
Харриет уже готова была ответить (от имени Розы, разумеется), что об этом и речи быть не может, как вдруг заметила, что синьора побледнела.
— Что с тобой? — тревожно воскликнула она. — Нонна, тебе плохо?
Тяжело дыша, синьора Фортинари откинулась в кресле.
— Таблетки, — с усилием проговорила она. — В спальне… у кровати…
Харриет бросилась наверх, громко зовя Сильвию, в суматохе не сразу нашла нужную дверь, разыскав наконец таблетки, сбежала обратно в столовую и опустилась на колени перед креслом Нонны, сжав ее холодные руки.
— Я вызову врача! — предложила она.
— Не надо, дитя мое, — прерывающимся голосом, но твердо ответила Нонна. — Все, что мне нужно, — таблетка под язык. Не бойся, все будет хорошо.
Несколько минут спустя с помощью Сильвии Харриет уложила синьору на диване в гостиной, а сама села в кресло рядом. Таблетка уже начала действовать, и на щеки Нонны вернулся румянец.
— Тебе лучше? — спросила Харриет.
— Гораздо лучше. Напрасно Сильвия так суетится. — Пожилая синьора грустно улыбнулась. — Не стоило мне оставаться на ногах допоздна. Но я была так счастлива! Праздник удался, милая; будет, что вспомнить на смертном одре, если до следующего дня рождения я не доживу.
— Не говори так! — взмолилась Харриет. — Ты еще много раз отпразднуешь свой день рождения!
«И будем надеяться, — добавила она про себя, — что на следующем юбилее увидишь настоящую Розу, а не самозванку».
Синьора нежно улыбнулась.
— Милая моя девочка, как я рада, что ты здесь! И как жалею, что не посылала за тобой раньше. Ты простишь меня?
— Это я должна просить у тебя прощения, — откликнулась Харриет, снедаемая чувством вины. — Но давай забудем о прошлом и будем радоваться жизни, пока мы вместе.
— Роза, тебе непременно нужно улетать в понедельник? — Темные глаза синьоры затуманились печалью. — Может быть, останешься еще на несколько дней?
— В другой раз, Нонна, — слабо улыбнулась Харриет. — Надо работать. Тони без меня не справится.
— Да, конечно, — вздохнула синьора Фортинари. — Я просто старая эгоистка. — Она грустно улыбнулась Харриет. — Хочу тебе кое-что в чем признаться. Я никогда бы не заговорила об этом, если бы не заметила вчера, как вы с Лео смотрели друг на друга. Ты любишь его, это очевидно, а он любит тебя. Милая, самое заветное мое желание — чтобы вы поженились и жили счастливо.
Харриет в ужасе уставилась на нее.
— Но… Нонна… — пробормотала она внезапно осипшим голосом, — не думаю… во-первых, мы в близком родстве…
— Это препятствие легко преодолеть, — отмахнулась синьора. — Скажи мне, девочка, взгляни в глаза и ответь честно: неужели ты ничего к нему не чувствуешь?
Харриет покорно склонила голову.
— Это ничего не меняет, — пробормотала она. — Знаю, Лео находит меня привлекательной, но…
— Хочешь сказать, он желает тебя?
Харриет криво усмехнулась.
— Быть может. Но желать женщину — одно, а хотеть на ней жениться — совсем другое.
