Мысленно поблагодарив услужливую Сильвию за то, что сумка уже распакована, Харриет заперлась в ванной и, чувствуя себя распоследней негодяйкой, набрала по сотовому телефону свой домашний номер. Вкратце рассказала Клэр о своих успехах, попросила передать Розе, что все в порядке, и пообещала звонить каждый день.
После ванны и отдыха Харриет ощутила себя новым человеком. Завернувшись в Розин купальный халат, она подошла к окну — и ахнула, обозревая восхищенным взором открывшийся перед нею вид. Харриет не была в Италии со студенческих времен и успела забыть, как прекрасны тосканские холмы в угасающем свете заката, как живописны итальянские деревушки на горных склонах, как сладко ноет сердце от мерного колокола, зовущего добрых католиков к вечерне, и кружится голова от разлитых в воздухе ароматов.
Когда солнце погасло и сумерки сменились непроглядной южной ночью, Харриет отвернулась от окна, распахнула дверцы шкафа и произвела смотр своим (точнее, Розиным) нарядам. Жакет и джинсы, в которых она была в самолете, очень напоминали ее собственные, но на этом сходство заканчивалось. Костюмы и платья Розы были выдержаны в стиле, для Харриет совершенно непривычном.
Высушив волосы, Харриет облачилась в бирюзовое платье из тонкой, как паутинка, шерсти. Платье облегало тело, словно вторая кожа, и Харриет возблагодарила бога за то, что грудь у нее поменьше и бедра поуже Розиных. Накинув жакет, чтобы скрыть глубокий вырез, она тщательно, как учила подруга, накрасилась, сунула ноги в бронзовые «лодочки» на высоких каблуках, а на палец надела Розино золотое кольцо с крупным бриллиантом.
Спустившись в гостиную, Харриет увидела синьору Фортинари: Нонна восседала на алом диване, перед ней стоял поднос с напитками.
— Роза, ты прекрасно выглядишь! — воскликнула синьора.
— Ты тоже, Нонна. — И Харриет подставила щеку для поцелуя.
— Налей себе вина и садись рядом. Расскажи мне поподробнее о молодой жене Тони. Она тебе нравится?
Харриет как могла подробно описала синьоре Аллегру, которую знала только по рассказам Розы. От вина она отказалась, налив себе минеральной воды — Роза предупреждала, что знаменитые вина Фортинари умеют развязывать язык.
— Да ты проголодалась, дитя мое! — заметила Виттория, глядя, с каким аппетитом Харриет уплетает пирожные.
— Никогда не ем в самолетах, — объяснила девушка. — Ненавижу летать.
— Вот как? — удивилась синьора. — Маленькой ты обожала самолеты.
«Осторожнее!» — предупредила себя Харриет.
— Теперь я не… — Она осеклась, заметив, что глаза синьоры наполнились слезами.
— Понимаю, — пробормотала Вигтория, прижимая к глазам платок. Твои родители… Прости меня.
На миг забыв о своей роли, Харриет порывисто потянулась к ней. Несколько секунд женщины молчали, обнявшись; обе испытывали смущение и горечь — хоть и по разным причинам.
— Добрый вечер!
Поспешно высвободившись из объятий Розиной бабушки и обернувшись, Харриет увидела на пороге Лео Фортинари. Темные брюки, светлый пиджак и рубашка с расстегнутым воротом придавали ему какое-то особое очарование небрежности. Лео молчал, не сводя с Харриет томительно-пристального взгляда.
— Ты прав, Роза прекрасно выглядит — и прекрати пожирать ее глазами, — с укором заметила бабушка. — Ты опоздал. И где Данте?
С усилием отведя взгляд, Лео повернулся к бабушке.
— Прости, Нонна. Данте тоже приносит свои извинения — он застрял в Ареццо по делам и будет дома только ночью. Но обещал, что завтра появится раньше всех. — Он обратился к Харриет: — Роза, после отдыха ты словно преобразилась!
— Спасибо, — холодно ответила она.
— Она проголодалась, — заметила Виттория. — Идемте к столу.
Синьора предупреждала, что ужин будет «совсем простой», однако паста в ароматном мясном соусе вызвала у Харриет возглас восхищения.
— Ты всегда ее любила, — заметила Виттория.
— Удивительно, как ты при таком аппетите остаешься худенькой, — проговорил Лео, снова окидывая ее беззастенчивым взглядом.
— Много работаю, — коротко ответила Харриет.
— Тони, как видно, совсем не дает тебе передохнуть?
Почувствовав, что синьора с интересом ждет ответа, Харриет бесстрашно встретила взгляд темных, опушенных по-девичьи длинными ресницами глаз Лео.
— Вовсе нет. Я сама себе хозяйка и ни перед кем не отчитываюсь. После гибели родителей я — вы, конечно, об этом знаете — унаследовала внушительную долю семейного состояния и работаю не ради денег, а потому, что мне это нравится. Тони сейчас очень беспокоится об Аллегре; поэтому я взяла на себя часть его обязанностей, чтобы он мог больше времени проводить с женой.
Синьора Фортинари одобрительно кивнула.
— Тони писал мне об этом и что очень тебе благодарен.
— Трудно поверить, — насмешливо заметил Лео, — что безрассудная маленькая Роза так изменилась. Прежде ты не думала ни о ком, кроме себя!
Бабушка смерила его неодобрительным взглядом:
— Пора бы нам, Леонардо, забыть о прошлом и наслаждаться настоящим. У меня не так уж много времени, чтобы тратить его на старые обиды. — И она выразительно положила руку на сердце.
— Нонна, ты доживешь до ста лет! — воскликнул Лео, однако Харриет заметила, что после замечания бабушки он перестал цепляться к «блудной внучке».
Паста сменилась ветчиной и салатом из сыра и помидоров с оливковым маслом и базиликом. Стремясь загладить свой промах, Лео ухаживал за обеими женщинами и непринужденно болтал обо всем на свете, больше не касаясь «острых» тем.
Однако к концу ужина Харриет едва не падала от усталости. Сказывалось отсутствие практики в итальянском, утомляла и необходимость поддерживать беседу на чужом языке да к тому же все время помнить, что ты — не ты, а Роза.
Закончив с ужином, синьора Фортинари попросила Сильвию сервировать кофе в гостиной.
— Роза привезла с собой праздничный наряд для завтрашнего вечера, — сообщила она Лео, когда тот помогал ей встать из-за стола.
— Красивее, чем она сегодня, просто быть невозможно! — От улыбки Лео внутри у Харриет что-то томительно сжалось.
— Верно, — согласилась его бабушка, — но завтра — особый случай, и платье должно быть особое.
Харриет с усилием оторвала взгляд от Лео.
— Я привезла с собой целых два вечерних платья. Пусть Нонна выберет, какое ей больше по вкусу.
Вернувшись в гостиную, Харриет с интересом взглянула на потолок, расписанный херувимами, — и Лео тотчас это заметил.
— Тебе всегда нравились putti, — небрежно проговорил он. — Особенно один.
Но Харриет была готова и к этой ловушке.
— Тот шалун, что поднес рожок к уху своего приятеля и трубит во всю мочь, — не раздумывая, ответила она.
