А теперь они вместе едут на прогулку, и погода такая хорошая! Так хорошо пахнет!
Девочка глубоко вздохнула от счастья и прижалась головкой к плечу своего замечательного спутника. Их немного трясло, и ей сразу же захотелось спать. Тогда Франсуа поднял руку, обнял малютку и прижал к себе. Сильви уже не услышала того, что со смехом сказала проснувшаяся Элизабет:
— Я уверена, братец, что вы никогда не собирались стать нянькой. Но вы проявляете к этому замечательные способности…
— Вы уже давно не говорили глупостей! — смущенно пробурчал тот. — И это вас явно не украшает…
— Ладно, не сердитесь! Мне она тоже нравится. Сильви такая трогательная, миленькая…
— Несмотря на ее ужасный характер?
— У нее нормальный характер. Она просто отлично знает, чего хочет. Вот и все! А сейчас ей очень нужны вы!
— Будем надеяться, что это у нее пройдет! — вздохнул Франсуа. Сейчас ему больше всего на свете хотелось вновь вернуться к своим мечтам.
Вот так Сильви де Валэн вступила в свою новую жизнь.
А тем временем в Ла-Феррьер Персеваль де Рагнель пытался восстановить ужасные события. Задача оказалась сложной. Убийцы были из тех, кто придерживается тактики выжженной земли, не оставляя за собой никаких следов, которые могли бы их выдать. Если не считать красной восковой печати, ловко снятой Корантеном, действительно ничто не могло служить путеводной нитью в поисках де Рагнеля. Теперь она, завернутая в платок, хранилась на груди молодого человека. Но и эта улика ни о чем ему не говорила.
Усевшись у погасшего очага в комнате Кьяры, вытянув перед собой длинные ноги в кожаных сапогах, Персеваль смотрел на кровать, с которой унесли молодую женщину. Он сам приготовил ее к погребению. Кружевным платком прикрыл ожог на лбу. Завернул тело в пурпурное покрывало из шелковой узорчатой ткани, расшитой серебром. Потом он поднял ее на руки, в первый и последний раз, и перенес на носилки. На них Кьяру де Валэн отнесли в часовню. Там, подняв плитки пола, отрыли три могилы. Потом с помощью Корантена де Рагнель сделал все, что нужно, для того, чтобы дети мирно покоились теперь рядом с матерью. Все трое присоединились к Жану де Валэну уже навсегда. Тела остальных жертв похоронили во фруктовом саду, землю которого освятил каноник из Ане, и теперь в замке не осталось никого, кроме де Рагнеля, Корантена и их лошадей, чьи копыта время о времени в нетерпении постукивали по булыжникам двора.
Персеваль оценил эту тишину. Он надеялся, что к нему вот-вот придет разгадка, он вспомнит какую-нибудь существенную деталь. Но все впустую. На улице развели костер и сожгли простыни, покрывала и матрас, пропитанные кровью баронессы де Валэн. Перину бандиты тоже не пощадили, и из нее валил пух сквозь многочисленные порезы. Такому же жестокому и разрушительному обыску подверглись изголовье, балдахин с пологом и столбы, увенчанные султаном из красных и белых перьев.
— Если бы только знать, что эти негодяи здесь искали, — бормотал себе под нос шевалье. Он поднялся и решил еще раз обойти спальню. Но так как у него не было возможности разрушить стены в поисках тайника, то он ничего и не обнаружил. Те, кто обыскал здесь все до него, были весьма тщательны. Но когда он нагнулся, чтобы еще раз заглянуть под кровать, то увидел там какую-то тряпку, возможно брошенную небрежной служанкой. Молодой человек протянул руку, чтобы ее достать. Ему это не удалось, и тогда он воспользовался шпагой. Наконец на свет появилась рубашка, пролежавшая там какое-то время. Она оказалась довольно пыльной.
Какое-то мгновение шевалье колебался, не зная, как поступить. Так и стоял на коленях на паркете. Ему не нужна была еще одна реликвия. Красной печати было вполне достаточно. Поднявшись на ноги, Персеваль увидел, что разведенный во дворе костер уже погас.
Он оглядел камин, где чья-то заботливая рука заменила поленья дров букетом из веток дрока. Шевалье отставил с сторону кувшин с цветами, нашел несколько поленьев, сложенных в глубине комнаты в ожидании холодных дней, и стал искать, чем бы поджечь. В углу оставалось еще несколько разорванных книг. Рагнель подобрал несколько страниц, заметил на каминной полке фаянсовый горшок с сухими веточками, пропитанными серой, и кремень. Мгновение спустя заполыхало пламя. Дерево оказалось очень сухим, но, когда он бросил в огонь рубашку, повалил густой дым.
Персеваль постоял несколько минут, помешивая дрова, как вдруг услышал нечто странное. Это было не просто легкое откашливание, когда прочищают горло, а яростный кашель задыхающегося человека. Он стал искать источник звука, как вдруг услышал слабый голос:
— Прошу вас… погасите пламя… Я… сейчас… сгорю…
В ту же секунду вниз на поленья упала чугунная доска, и шевалье, понимая, что за ней кто-то есть, торопливо, ударами сапога разметал головешки, а потом залил все водой.
Мгновение спустя из камина выбралось странное существо, кашляющее изо всех сил. Рагнель, приглядевшись, понял, что перед ним девочка лет тринадцати-четырнадцати. Очевидно, молоденькая служанка, если судить по ее порыжевшему и покрытому копотью костюму. Невозможно было даже понять, какого цвета у нее волосы. Едва встав на ноги, она тут же бросилась на колени, чтобы молить о пощаде… Персеваль поднял ее:
— Я не бандит, а конюший герцогини Вандомской! А ты кто? Ты поняла, что я тебе сказал?
— Да… Да, монсеньор.
— Не надо называть меня монсеньором. Достаточно просто сударь! Так кто же ты?
— Жаннетта, сударь, Жаннетта Деан. Моя мать Ричарда, кормилица дочерей мадам баронессы. Меня приставили в качестве камеристки к мадемуазель Клер, а потом…
Девочка разразилась судорожными рыданиями, вспомнив о пережитом и чувствуя облегчение от того, что кошмар позади и ей чудом удалось спастись. И действительно, слово «чудо» как нельзя лучше подходило к этой ситуации. Убежище, в котором она пряталась, сохранилось с давних времен. Тогда во всех замках были такие тайники. В разгар религиозных войн и католики, и протестанты устраивали их, чтобы прятаться от неожиданных и нежеланных гостей. Жаннетте, очевидно, удалось услышать немало, хотя она ничего не видела.
Но сначала ее надо успокоить, уговорить…
Рагнель терпеливо ждал, пока рыдания стихнут. Понемногу всхлипывания становились все реже, дыхание девочки выравнивалось. Когда маленькая служанка просто зашмыгала носом, он легонько похлопал ее по плечу:
— Ты, должно быть, проголодалась и хочешь пить. Пойдем на кухню! Там мы что-нибудь найдем.
Со стороны шевалье это было проявлением совершенно неоправданного оптимизма. Убийцы оказались к тому же ворами и обжорами. То, что они не съели на месте, эти мерзавцы увезли с собой. Не оказалось ни хлеба в ларе, ни подвешенной к балкам ветчины. Там висела только пара сиротливых связок лука. Но голодная Жаннетта рылась повсюду.
— Надо спросить у моей матери, — наконец произнесла она. — У нее всегда с собой ключ от шкафа со сластями. — Это который?
