— Итак, куда вы собирались отправиться сегодня утром?
— На последнюю прогулку верхом, мадам, мы ведь возвращаемся в Париж.
— И в какую сторону? Не к замку ли Сорель? Маленький принц покраснел, не осмеливаясь ответить.
Он только поглядывал на мать с некоторым опасением. Ведь, несмотря на то что Франсуаза Лотарингская де Меркер, герцогиня Вандомская, относилась к трем своим детям с любовью и вниманием, хотя и не показывала этого, они боялись матери куда больше, чем герцога Сезара, их отца. Своим веселым характером, склонностью к шуткам, порой весьма вольным, и беззаботностью герцог Вандомский очень напоминал Генриха IV, и дети знали, что он весьма отходчив.
Герцогиня, напротив, обладала суровым характером. В первую очередь эта благочестивая женщина служила богу. Мать воспитывала ее очень строго, во всем следуя христианским заповедям. И хотя в юности Франсуаза Лотарингская де Меркер была одной из самых богатых невест в Европе, став супругой Цезаря Вандомского, она не имела особенного пристрастия к той пышности, к которой ее вынуждали положение, огромное состояние, принадлежащее лично ей, и любовь к мужу, чьи вкусы значительно отличались от ее собственных. Но интересы супругов полностью совпадали, когда речь шла о блеске и могуществе дома Вандомов. Сезар был прежде всего военным человеком и предпочитал вести жизнь пышную и веселую. А Франсуаза, крестница покойного епископа Женевского Франциска де Саля, подруга Жанны де Шанталь и того необыкновенного человека, которого все называли просто «господином Венсаном» , заботилась прежде всего о спасении души своих близких и занималась благотворительностью, простиравшейся довольно далеко. Она не забывала даже парижских проституток с берегов Сены и разбитных девиц из борделя в Ане (столь непристойное соседство приходилось терпеть из-за расквартированных здесь солдат). Вот вам краткое описание характера и привычек герцогини Вандомской. Именно поэтому, когда кому-нибудь из детей приходилось держать перед ней ответ, у них всегда возникало смутное ощущение, что они предстали перед самим господом.
Так чувствовал себя и десятилетний Франсуа, ему даже в голову не приходило ничего скрывать.
— Я и вправду собирался к замку Сорель, мадам. Вы этим недовольны?
— Возможно. Прежде всего скажите мне, зачем вы туда едете? Полагаю, из-за той малышки? Вчера я заметила, как она вам улыбалась и как вы ей ответили. Вы с ней встречались раньше?
— Нет, мадам. Поэтому мне и захотелось увидеть ее еще раз. Она очень красива, вы не находите?
— Конечно, конечно, но вы слишком молоды, чтобы интересоваться девушками. И кроме того, я не уверена, что вам там будут рады. Сегье нам не друзья.
— Но ведь вчера они были на мессе?
— Это дань уважения покойному королю, вашему деду. Кроме того, их земли зависят от нашего княжества Ане. Это ко многому обязывает. Но, сын мой, будьте благоразумны, эти свежеиспеченные дворяне вовсе не должны испытывать к нам верноподданнические чувства. И вашему отцу не понравилось бы ваше близкое знакомство с этой семьей. Сегье, как и многие господа из парламента, хочет быть поближе к кардиналу и во весь голос заявляет о своей преданности королю Людовику XIII.
— А мы? Разве мы не сторонники короля?
— Он король, и этим все сказано. Мы должны любить его и повиноваться ему. А вот монсеньор Ришелье вряд ли заслуживает такого отношения. Доставьте мне удовольствие, Франсуа, и постарайтесь забыть, что вам улыбнулась маленькая девочка…
Мальчик опустил голову.
— Из любви к вам я постараюсь, мадам, — прошептал он. Ему не удалось подавить тяжелый вздох.
На красивом, но несколько суровом лице герцогини появилась улыбка.
— Мне нравится ваша искренность и ваше послушание, сын мой. Подойдите и поцелуйте меня!
Это была редкая милость. Ведь Франсуа достаточно вырос и был на попечении мужчин. Он оценил такой дар по достоинству и немного утешился, хотя ему и пришлось пожертвовать свиданием с Луизой. Но когда чей-то образ не покидает вас, так просто от него не избавишься. Под позолоченными сводами фамильного особняка Вандомов в Париже Франсуа не удалось забыть малышку Сегье. И когда в конце мая, спасаясь от столичной вони, герцогиня с детьми, приближенными и всевозможной прислугой переехала на лето в замок Ане, десятилетний влюбленный очень обрадовался. Если ему немного повезет, он увидит ее! Франсуа считал, что о его секрете не известно никому, кроме матери, но он ошибался. Его сестра Элизабет, весьма смышленая девица, двумя годами старше его, несомненно, что-то заподозрила. По ее мнению, временами у брата бывал странно отсутствующий вид. А то вдруг на щеках беспричинно вспыхивал румянец. Все это было обычно совершенно несвойственно непоседливому, драчливому мальчишке, сходящему с ума по лошадям, оружию, свободе и наделенному такой живостью характера, что гувернантки и наставники находили ее весьма утомительной. Всю зиму она размышляла, что бы это могло значить. Тем не менее, хорошенько все обдумав, ни с кем не стала делиться ни своими наблюдениями, ни сделанными из них выводами. Теперь же, выйдя из кареты в главном дворе замка Ане, девочка не пошла следом за старшим, четырнадцатилетним братом Людовиком де Меркером , сопровождавшим герцогиню в ее покои. Элизабет отозвала Франсуа в сторону, заявив, что ей хочется пойти поздороваться с лебедями на прудах. И они в самом деле медленно пошли вдоль канала с карпами, ведущего в нужном направлении. Сначала они молчали, но младший брат долго не выдержал.
— Если ты мне хочешь что-то сказать, говори быстро! — проворчал он, обращаясь к сестре на «ты». Они частенько так поступали, оставаясь наедине. — Я что, сделал какую-нибудь глупость?
— Нет, но тебе просто не терпится ее сделать. Я это поняла только что, когда мадам де Бюр заговорила о дамах из замка Сорель. Наша мать немедленно велела ей замолчать, но ты весь залился краской и вздохнул так, что чуть карету не опрокинул. Ты ведь сгораешь от желания увидеть свою Луизу, правда?
Брат с сестрой испытывали друг к другу глубокую нежность, делились всеми секретами и отлично понимали друг друга. При этом они старались держаться подальше от старшего брата, обращаясь с ним так, как того требовал этикет. Людовик был наследником, его уважали, но не любили. Франсуа и не подумал ничего отрицать:
— Это правда, но я дал обещание нашей матери.
— И теперь жалеешь об этом?
Младший брат отвернулся, нагнулся, подобрал плоский камешек и резко бросил его в воду, заставив подпрыгнуть несколько раз. Эта детская игра называлась «печь блинчики», и участники всегда с азартом подсчитывали — кто больше. Сейчас Франсуа сделал это непроизвольно, пытаясь потянуть время и обдумать ответ. Потом засопел и, понимая, что Элизабет не устроит полуправда, нехотя произнес:
— Гм-м… Ну хорошо, ты права! Пока мы были в Париже, все было просто. А здесь совсем другое дело.
— Я так и думала. Что ты собираешься теперь делать?
