– Очень я на Ирку обозлился, –
объяснял парень. – Честно говоря, последнее время сомневаться стал: любит
она меня или нет? Она все о Семене Кузьмиче беспокоилась. Пойдем в кино, в
середине фильма вскакивает и трещит: «Ой, уже девять, мне пора, Семен,
наверное, волнуется».
Пошли в магазин шмотки ей покупать, я
протягиваю вешалку, ну нравится мне, когда Ирка в мини ходит, ноги у нее
красивые, так она шарахнулась в сторону, словно ядовитую змею ей показал.
Замахала руками, зашипела:
– Ты чего! Семену это не понравится!
Выбрала старушечье платье, длиной ниже колен,
и купила.
Веню просто перекосило. В свое время, когда
Иришка собралась замуж за старика, он не стал протестовать. Решил, что это
очень даже хорошо. Профессор в годах, небось давно импотент, да и не протягивал
он лапы к Ире, называл ее дочкой. Зато у него был дом, набитый дорогими вещами,
дача, счет в банке. Веня пораскинул мозгами и решил: великолепно получается,
долго Семен Кузьмич не проживет, зато Ирка останется богатой вдовой.
Первое время все шло, как рассчитывал парень.
Профессор радушно принимал Веню. Он частенько оставался ночевать в комнате у
Иры. Но потом Семен Кузьмич переменил отношение к жениху «дочери», а Ирка
словно с ума сошла. Только и твердила: «Семену нельзя волноваться», «Семену
надо обед сварить», «Нет, нет, не могу с тобой на дискотеку пойти, мы с Семеном
в театр идем». Интимные свидания Вени и Иры стали редкими, юношу начали терзать
неприятные подозрения. Похоже, Ирка влюбилась в старикашку. Услыхав это
предположение, любовница кивнула:
– Да, я люблю Семена как отца! А тебя
считаю мужем.
Но Веня все равно злился. А в тот памятный
вечер вообще съехал с катушек, сам не понимая, как такое случилось. Слово за
слово, сначала поругались, потом подрались.
Наутро Вене стало неудобно, и он поехал
просить прощения. Дверь открыла Ирка, она сделала вид, что ничего не случилось,
Веня пошел в кабинет к Семену Кузьмичу.
Старик сидел лицом к раскрытому окну,
укутанный в теплый плед, и читал книгу.
Веня мигом замерз. На улице-то не июнь, а
февраль. Но у Семена Кузьмича была астма, и он частенько распахивал окна,
невзирая на погоду. Веня попытался извиниться, но старик сурово сказал:
– Вы недостойны Ирочки, молодой человек.
Мужчина, поднимающий руку на женщину, в моем понимании подлец.
Веня великолепно осознавал, насколько сильно
может осложнить их отношения с Ириной такая позиция старика, и попытался свести
все дело к шутке:
– Милые бранятся – только тешатся!
– Возьмите стул и сядьте, – ледяным
тоном велел хозяин, – вот тут, напротив меня. Настало время поговорить
подробно о том, как будем жить дальше.
Веня огляделся, увидел в противоположном углу
кабинета массивный дубовый стул, принес и поставил его там, где велел
профессор, сел было и вздрогнул. Прямо в спину бил холодный ветер.
– Разрешите, я закрою окно, –
попросил парень.
Семен Кузьмич ничего не ответил, сидел, свесив
голову на грудь. Веня принял молчание за согласие, встал, затворил раму, снова
сел и пробормотал:
– Слушаю.
Профессор не шевелился.
Веня поерзал на сиденье и повторил:
– Я слушаю вас, говорите.
Семен Кузьмич, похоже, увлекся книгой. Веня
обозлился. Он, конечно, чувствовал себя виноватым, но, с другой стороны, взрыв
его эмоций спровоцировала своими глупыми высказываниями Ирина. И потом, кто дал
профессору право издеваться над Веней? Мог бы сразу отрезать: «Уходите, не
желаю иметь с вами дело».
– Я вас внимательно слушаю! – почти
крикнул Веня, потом, совсем рассвирепев, встал и взял с коленей Семена Кузьмича
раскрытый том. – Да говорите наконец!
Веня ожидал, что старик разгневается, но тот
даже не пошевелился. Внезапно парню стало страшно, он наклонился, поднял голову
профессора за подбородок и еле сдержал вопль. Во лбу старика чернела небольшая
дырочка.
Плохо понимая, что произошло, Веня вышел в
коридор, бодро соврал Ирке, что Семен Кузьмич его простил, а теперь увлечен
работой, и прямо от любовницы отправился к матери.
– Почему же ты не сказал ей
правду? – поинтересовался Неустроев.
– Так прикиньте, как это звучит, –
хмыкнул Веня, – мы были вдвоем, больше никого, вдруг – бац, у него в
голове дырка. Кто бы поверил, что я не виноват! Вот и решил удрать.
– А отчего к матери двинул? –
поморщился Виктор Иванович. – Не просек, что первым делом у нее искать
станут?
– Ну, – неуверенно ответил
Веня, – не просек, ошибся, за что сейчас и страдаю.
Виктор Иванович постучал по столу дорогой,
похоже, золотой ручкой.
– Извини, я тебе не верю, чушь городишь.
Вас в комнате только двое, потом один превращается в труп.
– Я же говорил, – безнадежно махнул
рукой Веня.
– И еще, – продолжал адвокат, –
вызывает сомнение та часть повествования, которая посвящена твоей поездке к
маме.
– Здесь-то что? – пробубнил Веня,
неожиданно краснея.
– Зачем ты туда отправился?
– За деньгами, билет до Челябинска купить
хотел.
– В Москве не достал?
– Не у кого.
– Почему у Иры не попросил?
– Ну… не сообразил… – Глаза Вениамина
забегали, и мне неожиданно стало ясно: он врет.
– Ты спрятал у мамы кольцо, –
немедленно выпалила я.
Веня стал бордовым:
– Какое?
– Ну то самое, с горным хрусталем.
Внезапно парень обхватил голову руками,
поставил локти на колени и стал раскачиваться из стороны в сторону, напевая,
словно муэдзин в религиозном экстазе:
– Ой-ой-ой!
– Прекрати юродствовать, – прошипел
Неустроев, – ну-ка быстро говори, что за кольцо! Иначе не надейся вытащить
хвост из капкана. Кончай врать!
Веня вытер рукавом лицо и показался мне еще красивее,
чем раньше.
– Алешка дал мне «Пежо», –
загнусавил парень.
Я внимательно слушала рассказ. Вначале не было
ничего нового, но потом…
– Корсаков не захотел взять
перстень, – говорил Веня, – отправил меня к подруге своей матери,
Рине, та брюлики любит. Но она тоже колечко не взяла.
– Почему? – влезла я.
