– Такое плохое? – погрустнел парень.
Зелинская улыбнулась:
– Наоборот, слишком хорошее.
– Не понял, – напрягся Веня.
– Эта вещичка, по самым скромным
подсчетам, стоит более ста тысяч долларов.
Веня чуть не упал.
– Сколько? Вы ничего не путаете? Там же
горный хрусталь.
– Нет, – огорошила его Рина, –
бриллиант чистой воды и редкостной, я бы сказала, уникальной огранки. В Москве
был только один специалист, способный сделать подобную вещь, –
Гольдвайзер. Похоже, колечко из его коллекции. Если и впрямь хотите продать
его, дам адрес одной дамы, она купит.
Ошарашенный, Веня пробормотал:
– Ага, записываю.
Вечером того же дня он приехал в ближнее
Подмосковье, отыскал нужный дом и встретился с Софьей Михайловной Половинкиной.
Та не стала ни о чем расспрашивать, внимательно изучила кольцо и произнесла:
– Восемьдесят тысяч наличными, сейчас.
Сумма показалась Вениамину огромной, но он,
помня слова Зелинской о стоимости перстня, возразил:
– Меньше чем за сто не отдам.
Софья Михайловна скорчила недовольную гримасу.
– Хорошо, сто, но через две недели, на
карточку VISA.
Веня призадумался. Видя его колебания,
покупательница спокойно добавила:
– Девяносто, наличкой, сию секунду.
На том и порешили. Обалдевший от неожиданной
удачи Веня прямо от Софьи Михайловны отправился к своей матери и спрятал в
отчем доме свалившиеся на голову доллары.
Глава 10
– Ты не отдал Алексею деньги за машину? –
спросил Виктор Иванович.
– Не успел, – быстро ответил
Веня, – меня арестовали.
Я покачала головой, похоже, у парня при виде
кучи баксов помутился рассудок, он просто не смог расстаться с пачкой
стодолларовых купюр. Однако не забыл соврать Ирочке про то, что проблема с
Корсаковым улажена. Теперь понятно, почему Вениамин перед тем, как рвануть в
Челябинск, понесся к маме – хотел забрать деньги. Одно не ясно.
– Что же ты задержался у матери? –
поинтересовалась я.
Веня мрачно ответил:
– Дура она!
– Кто?
– Да мать, – покачал головой
Веня. – Привез ей пакет и велел спрятать в погребушке, за кадкой с кислой
капустой, а она…
Он махнул рукой и замолчал.
– Не послушалась тебя? –
полюбопытствовал Виктор Иванович.
Веня кивнул:
– Заклеил ведь пакет и велел внутрь не
лазить. Так нет! Любопытная слишком, разорвала бумагу, увидела доллары… Вот
дура!
– Что же она сделала? – не
успокаивался Неустроев.
– Испугалась такую сумму в избе
держать, – вздохнул Веня, – сложила в коробку, ее скотчем обмотала и
к сестре поволокла, тетке моей. Та за заводе у директора секретаршей сидит, у
нее сейф есть, вот туда и пристроили.
– Все равно я не понимаю, почему ты сразу
не уехал, – пожала я плечами, – ну велел бы маме коробку назад
принести!
Веня горько вздохнул:
– Я примчался в пятницу около семи, завод
уже был закрыт, кабинет директора и приемная опечатаны. Печать только у
начальника охраны имеется, каким образом тетка могла на работу попасть? Вот
мать и запричитала: «Погоди, сыночек, до понедельника». Я и подумал, ну что за
два дня случится? И ведь предупредил ее: «Мать, разбуди меня в семь утра, чтобы
я в восемь, как только тетка на работу придет, деньги у нее забрал!» Так нет!
Дура, она и есть дура! Я когда проснулся, на циферблат глянул и чуть не умер!
Два часа дня! Начал на мать орать, а она давай бубнить: «Жалко будить тебя
было, так сладко спал!»
Я бриться кинулся, а тут и менты подоспели.
Если бы мать меня в семь разбудила, ни за что бы тут не оказался. Ищи-свищи
ветра в поле.
– Тебя бы в Челябинске взяли, –
«успокоила» я парня.
Красивое лицо Вени исказилось.
– Я туда и не собирался. Матери так
сказал, билет для отвода глаз купил, а в другое место бы поехал.
– И куда же? – поинтересовался
Виктор Иванович.
– Россия большая, – хмыкнул
красавчик.
– А деньги где? – спросила я.
Веня понизил голос:
– В сейфе небось лежат, о них ментам
никто и слова не сказал.
– И твоя мама тоже? – удивилась я.
– Она хоть и дубина стоеросовая, –
заявил почтительный сыночек, – но, когда дело о долларах идет, будет
молчать, как партизан на допросе.
– Ты не сказал Ире про то, сколько стоило
кольцо! – запоздало возмутилась я.
Веня неожиданно улыбнулся:
– У нее и так все в шоколаде, а мне
квартира в Москве нужна и прописка, чтобы на хорошее место работать устроиться.
Когда мы с Виктором Ивановичем вышли на улицу,
в лицо полетел ледяной колкий снег. Неустроев поднял воротник пальто и почти
побежал к машине. Я же шла относительно медленно. Конечно, февральская вьюга не
располагает к длительным прогулкам, но после отделения милиции так приятно
оказаться на свежем воздухе.
– Наслаждаешься кислородом? –
хмыкнул Виктор Иванович, отпирая дверцу.
Я села в автомобиль.
– Что-то подышать захотелось.
– Это после ментовки, – пояснил
адвокат. – Везде, где людей содержат под стражей, витает такой странный
запах, ни на что не похожий, ни в одном учреждении его больше нет.
– Аромат неволи, – грустно сказала
я, – так пахнет разбитая жизнь.
– Очень поэтично, – улыбнулся Виктор
Иванович. – Ты, случайно, стихи не пишешь? Может, окончила Литературный
институт?
– Нет, я училась в консерватории.
– Где? – изумился Неустроев.
– В консерватории, – повторила
я, – по классу арфы.
Виктор Иванович неожиданно притормозил у
небольшого кирпичного домика с вывеской «Чай и кофе».
– Не желаешь перекусить? Тут лучший в
Москве кофе.
Я почувствовала спазмы в голодном желудке и
кивнула:
– С удовольствием.
