– Из пасти, пока бедняга жива!
– Офигела, да? – Он вытаращил глаза,
но я уже опустила руки в воду и попыталась разжать челюсти крокодила.
Куда там! Они были словно из железа.
– А ну помоги! – заорала я.
Сережка тоже схватил Асю. Пару секунд мы
боролись с ней молча, но ничего не получалось. Вдруг меня осенило. Я схватила
эмалированный ковшик и изо всех сил шандарахнула Асю по башке.
– А-а-а! – взвыл Сережка, выдергивая
руки. – Ты мне пальцы сломала! Ой-ой-ой!
Но я, не обратив внимания на его стоны, вновь
заехала черпаком по черепушке Аси. Она странно икнула, разинула пасть, белый
комочек выпал в воду. Я схватила мокрую, колотящуюся крупной дрожью крысу и
сунула себе под кофту. Сережка продолжал причитать:
– У-у, мои пальцы! Лампа, ты совсем
сдурела.
Я схватила банку, опустила туда несчастную,
еле живую от пережитого крысу и сказала ей:
– Не волнуйся, я не дам тебя в обиду!
– Что случилось? – спросила Катя,
заглядывая к нам.
– Вот, – застонал Сережка, тряся
перед матерью рукой, – она меня ковшом! Все, кирдык пальчикам, посмотри!
Наверное, ему на самом деле было здорово
больно, обычно Сережа никогда не жалуется. Он вообще-то очень уравновешенный и
спокойный, причем с самого детства.
В свое время Катя рассказала мне замечательную
историю, характеризующую ее старшего сына. Когда Сережке было пять лет, он
ходил в садик. Каждый раз, когда он произносил «Сележа», кто-нибудь из взрослых
моментально начинал поучать его:
– Сележа? Такого имени нет, ну-ка скажи
правильно: Сер-режа.
Детский ум очень изобретателен. Чтобы
постоянно не слушать нравоучения, малыш предпочел «изъять» из имени коварный
слог. На вопрос: «Как тебя зовут?» – он гордо отвечал: «Сажа».
Как все работающие матери, Катюша приводила
сына в садик к восьми утра, а забирала в семь вечера. Проблем с ребенком не
было даже тогда, когда в группе внезапно поменялась воспитательница. Но через
несколько дней после этого события Сережка заныл:
– Мама, сшей мне юбочку, зеленую.
Катя объяснила ему, что мальчики носят только
брючки, но он стоял на своем:
– Юбочку, Анна Ивановна велела мне в
юбочке петь!
Удивленная Катюша поинтересовалась у
воспитательницы, о чем идет речь. Какая юбка?
– Зеленая, – пояснила Анна
Ивановна, – мы ставим спектакль. Мальчики – пираты, девочки – красавицы, в
длинных юбках. Кстати, все уже сшили, одна Сажа без костюма осталась.
– Кто? – начиная понимать, в чем
дело, спросила Катя.
– Дочка ваша, Сажа, – спокойно
ответила воспитательница.
Еле сдерживая смех, Катюша сказала:
– Он Сережа.
Анна Ивановна вытаращила глаза, потом
посмотрела на прелестное белокурое кудрявое дитя в красных шортиках и белой
футболочке и спросила:
– Ты мальчик?
– Ага, – кивнул ребенок.
Две недели подряд Анна Ивановна, введенная в
обман именем, сажала малыша с девочками, и он упоенно играл с ними в куклы. За
это время он научился вышивать крестиком, учил для утренника роль
девицы-красавицы и ни разу не выказал никакого протеста. Это ли не
свидетельство счастливого, спокойного характера?
– Пальцы не сломаны, – поставила
диагноз Катя, – просто сильный ушиб, немедленно сунь руку под холодную
воду.
Спустя мгновение Сережке стало легче, и он с
чувством произнес:
– Лампудель, теперь мне совершенно ясно,
как ты ко мне относишься. Крыса-то тебе дороже меня. Ты готова была всего меня
переломать, чтобы грызуна спасти!
– Если бы ты угодил к аллигаторам, –
возразила я, разглядывая высыхающую крысу, – то я мигом бросилась бы на
помощь!
– Не знаю, не знаю, – бормотал
Сережка, – небось увидела бы на берегу погибающего червячка и кинула меня
на съедение крокодайлам. Кстати, они, вполне вероятно, умрут от голода.
С этими словами он вытер руки и ушел. Я
сначала отволокла в свою комнату банку с вырванной из пасти смерти крысой,
потом пошла на кухню, открыла упаковку «Кролика с рисом» и вытряхнула
содержимое в воду.
Ася и Вася, отпихивая друг друга, ринулись к
добыче, через секунду в ванне не осталось ни кусочка от кошачьего корма.
Я повеселела и стала умываться. Слава богу,
проблема решена.
– Во как! – раздалось сзади. –
Классно! Мигом схарчили!
Я осторожно смыла с лица остатки геля и
открыла глаза. Веселый Сережка потряс пустой банкой.
– Говорил же, что они «Вискас» сожрут, а
ты и попробовать не захотела!
Я собралась было возмутиться. Дело-то обстояло
иначе. Это Сережа кричал, что крокодилята ни за что не польстятся на кошачий
харч. Но потом я решила промолчать. Фиг с ним, все мужчины ненавидят признавать
свои ошибки.
Глава 15
Утром я поехала к Ирочке. Специально выбралась
пораньше, чтобы наверняка застать ее дома. Она, очевидно, собиралась уходить,
потому что появилась на пороге одетая и накрашенная.
– Вы куда-то торопитесь? – спросила
я.
– Да нет, – пожала плечами
Ира, – покупателей жду.
– Каких?
– Так, – отмахнулась она, –
сберкнижкой-то полгода нельзя воспользоваться, надо, оказывается, в какие-то
права наследования вступить. Денег нет, вот и решила продать одно колечко.
Семен Кузьмич бы меня одобрил, он не хотел видеть дочку голодной.
Да уж, быстро вдовушка сориентировалась, и в
глазах нет ни одной слезинки. Может, Светлана права?
– Мне надо с вами поговорить!
– Пройдемте в кабинет, – предложила
Ирочка.
Мы вошли в просторную комнату, и я поежилась:
несмотря на февраль, окно было открыто настежь.
– Я всегда, пока Семен Кузьмич завтракал,
раскрывала окно, – вздохнула Ирина. – Папа сидел какое-то время,
завернувшись в плед, а потом просил закрыть створку. Вот видите, как бывает, он
умер, а моя привычка осталась! Объяснить этого не могу, но после его смерти
придерживаюсь заведенного порядка. Глупо, да?
С этими словами она пересекала комнату. Я села
на кожаный диван и вздрогнула, подушки были просто ледяными.
