– С ума сошла, – замахала руками
бабка, – тут люди задами сталкиваются! Слушай, избавляйся от собаки и
приходи. Ты мне понравилась, придержу угол.
– Как же мне собаки-то лишиться? –
для поддержания разговора спросила я, натягивая сапоги.
– Эх, молодежь, – с укоризной
протянула баба Клава, – всему учить надо. Возьми пса, отвези в другой
район и привяжи у магазина. Его и отдадут на живодерню. Сама туда не сдавай,
денег возьмут, а так какой спрос?
Понимая, что сейчас тресну «милую» бабулю по
затылку, я выскочила на лестницу и побежала вверх. Встречаются же такие мерзкие
люди!
Зоя Андреевна оказалась полной
противоположностью бабе Клаве. Худенькая, в темном шерстяном платье, с
волосами, аккуратно накрученными на бигуди. Комната, которую она
продемонстрировала, после «залы» с простынями показалась мне царским дворцом.
Большая, квадратная, с удобной кроватью и вполне пристойной мягкой мебелью.
Имелся даже телевизор.
– Если хотите, – тихим голосом
предложила хозяйка, – поставлю вам сюда холодильник, у меня их два. А
вообще можно продукты на кухне держать, их никто не тронет.
Я улыбнулась, Зоя Андреевна совсем не похожа
на человека, который тайком станет отрезать куски от чужого батона колбасы.
– А кому до меня комнату сдавали?
Она покраснела:
– Никому, вы первая. Я с трудом решилась
на это. Кстати, кто вам подсказал мой адрес?
– Лифтерша посоветовала.
– Уже весь подъезд знает, – горько
вздохнула Зоя Андреевна, – у нас тут только подумаешь о чем-то, а люди уже
в курсе. Стыдно-то как, а что делать? На пенсию не прожить, все накопления,
которые были, на мужа потратила, болел он сильно. Вы мне паспорт покажите.
Вижу, правда, что вы приличный человек, но уж не обижайтесь.
– Какие тут обиды, – пробормотала я,
глядя в окно. Там, словно океанский лайнер среди волн, высился дом Семена
Кузьмича. – Значит, тут никто из посторонних не жил?
– Нет, – покачала головой Зоя
Андреевна, – комната служила спальней моему покойному мужу, он последние
три года не вставал с кровати, парализованный лежал, но не бойтесь, умер Иван
Филимонович в больнице. Так как? Согласны? Тут уже кое-кто приходили, да душа у
меня к ним не лежала, а вы понравились.
– У вас просто замечательные условия, но
мне не подходит комната.
Зоя Андреевна поморгала блеклыми, усталыми
глазами.
– Не понравилась? Белье постельное дам и
возьму недорого, жгите электричества сколько захотите, вот только… – она
замялась, но потом все же продолжила: – …насчет мужчин… Очень прошу, не
оставляйте никого на ночь. Днем делайте что хотите, я к вам даже стучаться не
стану.
– Увы, вынуждена отказаться.
– Курить можно, – быстро добавила
хозяйка. – Иван Филимонович дымил, словно паровоз, я привыкла, даже
нравиться дым стал.
– Понимаете, у меня собака.
– Ну и что? Я люблю животных.
Я растерялась.
– Большая такая, бойцовой породы, на всех
кидается.
Зоя Андреевна с явным разочарованием
протянула:
– Ну тогда конечно. Может, посоветуете кому
мою комнатку? Вдруг подружка есть или родственница, ищут, где снять.
– Обязательно, – пообещала я.
– Вы уж не забудьте, – настаивала
Зоя Андреевна, – тяжело жить на пенсию.
Я вышла на лестницу, спустилась на этаж ниже и
села на подоконник. Хитрая, жадная баба Клава и интеллигентная Зоя Андреевна
существуют в разных социальных слоях, объединяет их одно: невозможность прожить
на подачку, которая называется пенсией. Очевидно, государство рассчитывает на
то, что взрослые дети будут содержать стариков, потому как всем понятно – живя
только на пенсию, быстро протянешь ноги. Небось, имей баба Клава достаточно
средств, сидела бы сейчас у телика, пила кофе, вязала носки, может, и к собакам
бы относилась по-другому. А то в ее понимании животное – это лишний рот.
Ладно, жаль и бабу Клаву, и Зою Андреевну, но
моя-то проблема совершенно не решена. Осталась одна Зина, может, она уже
вернулась?
Глава 18
Я спустилась вниз и принялась вновь жать на
звонок, но никто не спешил открывать. Делать нечего, придется уйти, но не
успела я сделать и шага, как раздался сначала скрип, а потом хриплый то ли
мужской, то ли женский голос:
– Тебе чево?
Я обернулась. На пороге, покачиваясь, стояло
существо неопределенного пола. Лицо у него было явно мужское: грубое,
одутловатое, почти без глаз, вместо них под бровями виднелись две щелочки. Зато
тело принадлежало женщине: маленькое, тощее, с крохотными ручками. Мой вам
совет: если не можете определить пол собеседника, посмотрите на его обувь!
Я перевела глаза вниз: на правой ноге
бесполого существа была ковровая тапка, на левой – черный ботинок.
– Позовите Зину, – осторожно
попросила я.
– Ну!
– Это вы?
– Ну.
– Комнату сдаете?
– Ишь ты, – подбоченилась
пьянчужка, – комнату ей подавай! В гостиницу ступай, в «Марриотт-отель»,
там тебе номер дадут, у меня койки!
– Место есть?
Зина поскребла голову длинными серыми ногтями.
– Не помню, вроде было! А может, и нет!
– Давайте посмотрим, – предложила я.
– За показ – десятка, – обрадовалась
алкоголичка.
– За показ денег не берут, –
усмехнулась я, входя в крохотную, загаженную донельзя прихожую.
– Ладно, – мигом согласилась
Зина, – твоя правда, давай пять рубликов всего.
Я вытащила из кошелька железную монетку и
сунула в ее желтую, узкую ладонь.
– Вот, – распахнула Зина
дверь, – гляди.
Никаких веревок с простынями, символически
деливших довольно большую комнату на отсеки, тут не было. Железные панцирные
койки стояли впритык. Я давным-давно не видела кроватей, роль спинок у которых
играют никелированные штыри, украшенные шариками. Зина в задумчивости глянула
на койки и икнула. В воздухе повис отвратительный «аромат» перегара. Стараясь
не дышать, я отодвинулась в сторону.
– Вот тут, – забормотала
Зина, – Сашка, у окна Танька, возле стены Юрка. Или он съехал? Тьфу, не
помню.
– Сколько у вас сейчас жильцов?
