С огромным трудом мне удалось вырваться из ее
душных объятий. Она явно собралась предпринять еще одну атаку, но тут дверь
распахнулась, и появилась сияющая Нина Ивановна.
– А вот и мы, Петр Леонидович, иди сюда!
Кира Григорьевна мгновенно выхватила из
сумочки пудреницу и шепотом спросила:
– У меня тушь не осыпалась?
– Чудесно выглядите, – успокоила ее
я.
– Ну, Петр Леонидович, – ворчала
Нина Ивановна, – не конфузься! Не съедят тебя, право слово, вот ведь
скромный какой!
Послышался мерный стук, и в комнату вошел
наконец столь долго ожидаемый мной принц.
– Ой, – тихонько выдохнула Кира
Григорьевна и выронила пудреницу.
Я разинула рот. Да уж, приходится признать,
Нина Ивановна не солгала. Петр Леонидович определенно был сиротой. Его родители
умерли давным-давно. Если я соглашусь стать женой этого человека, мне нечего
бояться ни злой свекрови, ни сердитого свекра. И за бабами он гоняться не
станет. Отчего я пришла к такому выводу, кинув на жениха беглый взгляд? Ну
очень просто! Петру Леонидовичу на вид было лет… восемьдесят. Надо сказать, что
выглядел он как огурец, правда, слегка увядший и скособоченный.
Щуплое тельце дедушки было втиснуто в довольно
приличный, аккуратно выглаженный костюм, на его шее болтался столь долго
выбираемый галстук. Вообще говоря, Петр Леонидович зря нацепил его. Либо у
дедули дальтонизм, либо он просто перестал различать цвета из-за старческой
слепоты, потому что синий галстук совершенно не гармонировал с зеленой сорочкой
и светло-коричневым костюмом.
Абсолютно лысый череп сверкал под светом
люстры. Может, он его чем-то мажет? Человеческая кожа просто не может быть
такой гладкой. И еще дедуля плохо слышит, потому что в одном ухе торчит
слуховой аппарат. Да и с мозгами у него, наверное, беда, иначе как объяснить,
что Петр Леонидович вышел к гостям в разных ботинках? Левая нога его обута в
черный кожаный штиблет, а правая – в сабо рыжего цвета.
– Садитесь, садитесь, – суетилась
Нина Ивановна, вытаскивая из буфета чашки.
– Что? – повернул к ней голову божий
одуванчик.
– За стол иди.
– Что?
– Вот стул!
– Что?
– О господи! – в сердцах воскликнула
председательница, выдернула из уха бравого жениха пластмассовый крючок, потом
сунула его на место. – Сколько раз тебе говорить: не уменьшай громкость!
– Что ты так кричишь, Нинуша, –
укоризненно пропищал Петр Леонидович, – не глухой ведь!
– Вот зефир, печенье, – сводница
решила сменить тему, – прошу, угощайтесь! Мы с Петром Леонидовичем очень
рады, что вы заглянули на огонек.
Я взяла розовую пастилу и отхлебнула чай. Да
уж! Женишок-то слегка поеден молью, правда, он весьма бойко разговаривает.
– Чай – это великолепно, – вещал
Петр Леонидович, размешивая ложечкой сахар, – помнится, в двадцать седьмом
году я впервые попробовал… это… ну как его зовут… Нинуля! Ты же знаешь, ну
такое коричневое!
– Какао, – невольно пришла я на
помощь.
– Нет, нет, по-другому называется…
– Кофе.
– Да нет же, экие вы несообразительные!
– Компот, – попыталась угадать
очнувшаяся от потрясения Кира Григорьевна.
Петр Леонидович сердито засопел:
– Ну это, это же…
– Горячий шоколад!
– Нет!!!
– Кефир, – брякнула я.
– Ряженку, – быстро добавила Кира
Григорьевна. Она явно была находчивее меня, согласитесь, ряженка ближе к
«коричневому», чем кефир.
– Нинуля, – обиженно протянул Петр
Леонидович, – отчего они такие непонятливые?
– Ты лучше расскажи про свою дачу. –
Сваха опять решила сменить тему разговора. – Сколько у тебя соток?
Бравый дедок пожевал нижнюю губу.
– Сорок.
– Скажите пожалуйста, – восхитилась
Кира Григорьевна.
Глаза ее загорелись, и она мечтательно
протянула:
– Мне бы такой участок! Весь могу цветами
засадить! А что у вас там растет?
Петр Леонидович кашлянул и принялся довольно
уверенно перечислять:
– Яблоки, сливы, малина, эта… на букву
«ф», ну как ее… Нинуля!
– Флоксы, – подсказала Кира
Григорьевна.
– Нет.
– Фуксия, – гостья вновь предприняла
попытку угадать.
– О, нет!
– Фикус, – выпалила я.
– Он же несъедобный! – с гневом
отверг эту версию склеротик.
На секунду я растерялась. А что, разве флоксы
и фуксию можно употреблять в пищу? Впрочем, может, из них делают салаты? Едят
же японцы орхидеи.
– Финики! – воскликнула Кира
Григорьевна.
Петр Леонидович обиженно засопел.
– Фонарики китайские, – обрадовалась
я. А что, с Петром Леонидовичем интересно беседовать, словно кроссворд
разгадываешь!
Нина Ивановна вновь решила взять руль беседы в
свои руки:
– Петр Леонидович всю жизнь находился на
ответственной работе, отдал себя служению государству, семьи завести не успел.
Ну-ка, Петруша, расскажи, какая у тебя квартира?
– Пятикомнатная, – охотно ответил
старичок, – приватизированная, вся обставленная.
– Вот это да! – прошептала Кира
Григорьевна, потом более громким голосом спросила:
– И где же она находится?
– На… ну… там… – замахал руками
рамолик, – прямо возле метро.
– Очень хорошо, – подхватила Кира
Григорьевна, – а какая станция?
– На «с», – просвистел дедок.
Мы с жаром принялись угадывать.
– «Семеновская»?
– Нет.
– «Сухаревская»?
– Нет.
– «Смоленская»?
– Нет.
– «Савеловская»?
– Да нет же!
Мне стало весело. Ей-богу, Петра Леонидовича
следует приглашать на вечеринки, гости никогда не соскучатся.
