В дом вернулась атмосфера, которая царила здесь, пока Бран не узнал о статье. А к Наоми вернулся аппетит, не уступающий аппетиту Брана. Он стал расспрашивать о тех неделях, что они провели в разлуке.
— Я был уверен, что ты мне позвонишь, — с укоризной сказал он.
— Даже не знаю, сколько раз я поднимала трубку и снова клала ее, боясь, что ты откажешься говорить со мной. Особенно после того, как получила твой чек с сопроводительной запиской, — хмуро сказала она.
— Я был в дикой ярости, мне нужно было как-то разрядиться. — Его рот напрягся. — А уж когда получил чек обратно, без записки и без обратного адреса, вообще чуть с ума не сошел.
Она твердо встретила его взгляд.
— Я не могла даже вынести мысль, что кто-то прочитает мое письмо к тебе. А что касается адреса, то, если бы я его указала, получилось бы, что я умоляю тебя ответить мне, хотя этого не заслуживаю.
Они молча смотрели друг на друга.
— Эти недели без тебя были настоящим адом, — наконец сказал Бран. — Единственным светлым пятном было возвратившееся зрение. Когда я окончательно убедился, что могу видеть, то времени даром не терял, а разработал целую кампанию, как неожиданно захватить тебя и привезти сюда. Вначале я убедил Мейган и Тала взять отпуск на неделю раньше обычного, приурочив его к фестивалю в Хей…
— А зачем? — спросила Наоми.
В глазах Брана появился блеск, от которого у Наоми мурашки пробежали по коже.
— А затем, моя любовь, что я захотел, чтобы дом был в моем полном распоряжении, когда я наконец привезу тебя обратно. Поэтому я и не стал искать встречи с тобой в Лондоне. Поверь, мне понадобилась недюжинная выдержка, но я понимал, что в Лондоне все было бы не так.
— Почему?
— Потому, что я хотел видеть тебя одну, а не в твоем привычном окружении. Тем более не в магазине, на глазах у твоего шефа и еще Бог знает кого.
— А-а…
— Поэтому я и связался с Дианой и убедил ее заманить тебя на литературный фестиваль, за что полностью вознагражден. — Он неожиданно улыбнулся. — И придумал, что подарить ей в знак благодарности.
Наоми посмотрела на него с любопытством.
— Что же ты придумал?
— Скоро узнаешь, — сказал он таинственно. — Сейчас же предлагаю обратить внимание на сыр, а потом выпьем кофе в мастерской. Я даже смогу сделать пару набросков с тебя, пока свет не уйдет.
Глаза Наоми сузились.
— Ты что, серьезно решил писать мой портрет?
Он нетерпеливо нахмурился.
— Конечно, серьезно! У меня полно недостатков, дорогая, но неискренность — не из их числа.
Наоми лучезарно улыбнулась.
— Ладно. Давай оставим сыр и перейдем сразу к кофе. Не могу пить его поздно, не усну потом.
Бран взял ее за руку и поднял, легонько придерживая за плечи, потом нежно улыбнулся.
— Дорогая, а я знаю безотказное средство от бессонницы.
— Да ну! — Она выскользнула из его рук. — Я уберу посуду. А как варить кофе, ты знаешь?
— Понятия не имею, — сказал он без тени смущения и закинул ногу на ногу, наблюдая, как она хлопочет на кухне. — Давай лучше выпьем шампанского.
— А что, нам есть что отпраздновать? — спросила она, когда они направились в мастерскую.
— О да, дорогая, — сказал Бран. Он открыл дверь, и девушка вошла в комнату, которую в последний раз видела сквозь пелену слез.
— А я-то думала, что больше никогда ее не увижу, — сказала она приглушенным голосом и поспешила к стене, приветствуя картины как старых друзей, потом надолго задержалась у автопортрета. Брану даже пришлось нетерпеливо окликнуть ее.
Она повернулась к нему, глядя на него глазами, в которых отражалась вся ее душа.
У Брана перехватило дыхание, и он протянул к ней руки.
— Иди сюда. Сейчас же!
И Наоми пришла, она птичкой влетела в его объятия. Он поднял ее на руки и сел на уже хорошо знакомую софу, страстно целуя Наоми, и это убеждало ее в его чувствах больше, чем все слова на свете.
— Что, черт возьми, ты хотела доказать, сбежав отсюда? — наконец спросил он. — Ты же знала, что я люблю тебя, женщина!
Наоми смотрела на него, широко раскрыв глаза.
— Ты никогда мне этого не говорил, — прошептала она.
Бран нахмурился.
— Нет, говорил, может быть не словами, но, безусловно, мои действия были достаточно красноречивы!
— Но женщинам нужно, чтобы им это говорили, — заявила Наоми.
Бран заулыбался, глядя на ее разрумянившееся лицо.
— Тогда слушай сейчас, любимая, потому что в будущем вдруг на день или на два я забуду сказать тебе это, но я не хочу, чтобы ты снова сбежала. Я никогда не любил ни одной женщины, конечно, если не считать мать и Мейган. Мне нравилось заниматься с женщинами любовью, но с тобой все по-другому. Я чувствую, что ты моя половинка, которая необходима каждому человеку, чтобы его жизнь была гармоничной и полноценной. — Он улыбнулся, и его глаза засияли таким светом, который прямо ослепил ее. — А теперь твоя очередь. Скажи, что ты любишь меня.
Наоми глубоко и прерывисто вздохнула.
— Конечно, я люблю тебя. Все эти жуткие недели без тебя я была так несчастна, что не могла спать, есть. А отчего, ты думаешь, от меня остались одни кости да кожа?
— Таких костей нет ни у кого на свете, — сказал он и опять начал ее целовать. Она неистово отвечала на его поцелуи, под его требовательными ласками ее тело трепетало. Но вот Бран встал, поднял ее на руки и хрипло прошептал: — Я хочу тебя.
Вместо ответа Наоми начала целовать его сильную, крепкую шею, и Бран быстро понес ее вверх по винтовой лестнице. Посадив ее на кровать, он присел у нее в ногах.
— Не волнуйся, — сказал он, усмехаясь. — Я задохнулся не из-за твоей тяжести, а из-за твоей близости.
— Но я и сама могла бы подняться сюда.
Глаза Брана горели желанием.
— Торопился, дорогая, хотел избежать лишних разговоров!
— А я и не собиралась вступать в пререкания, — сказала она, протягивая к нему руки.
Он крепко-крепко прижал ее к себе.
— Скажи мне, чего ты хочешь.
— Я хочу «долгих ласк упоенья», которые приводят к «двух душ соединенью», как говорит твой Давид ап Гуилим.
— У тебя уже есть мое сердце, в твоей маленькой ладошке! — Он приблизил свое лицо к ее. — Отдай мне взамен твое, и обещаю, я буду заботиться о нем в здравии и болезни, пока смерть не разлучит нас.
— А ты этого хочешь? — прошептала девушка, с гулко бьющимся сердцем.
— Более чем чего-либо. — Бран нежно поцеловал Наоми, волна желания прошла сквозь их тела. И больше не надо было никаких слов.
