– Знаешь, Лампудель, очень тяжело видеть,
как деградирует близкий человек. Вот ты уже не помнишь утром, что делала
вечером, затем начнешь вместо хлеба деревяшки грызть, макароны гвоздями
заменишь, нацепишь на голову кастрюлю и так гулять отправишься. Прямо беда с
этими стариками. Нет, я точно в тридцать лет с собой покончу, чтобы не влачить
ужасное существование развалины. Напоминаю: Лампудель, ты постоянно кладешь мне
завтрак, правда, часто невкусный.
Я слегка растерялась. Может, конечно, моя
память и начинает подводить хозяйку. Вот, например, неделю назад я ускакала на
работу, не помню, говорила ли вам, что теперь веду передачу на радио «Бум»
[1],
а когда прибежала домой, то не нашла в сумке ключей, пришлось звонить в дверь.
Целый час потом я перетряхивала карманы и рылась в ридикюле. Тщетно, ключи
испарились. Вечером ко мне, хитро улыбаясь, вошел Кирюша и, положив на подушку
железное колечко с брелком, сказал:
– На.
– Ты нашел мои ключи, – обрадовалась
я, – где?
Мальчик прищурился:
– А там, где ваше высочество их забыло, в
замочной скважине, с наружной стороны. Дверь заперла и убежала, а ключики висят
себе, покачиваются, заходите, воры дорогие, нам ничего для вас не жаль. Балда
ты, Лампа, просто жуткая балдища!
И что было ответить? Кирюшка-то прав, ключи ни
в коем случае нельзя оставлять снаружи, и теперь я самым тщательным образом,
прежде чем двинуться к лифту, осматриваю дверь. Но вот завтрак! Я очень хорошо
помню, что в тот день проспала, домашние сами собирались кто на работу, кто на
учебу, никакого пакета с печеньем в рюкзак мальчика не клала!
– Кирюша, – осторожно спросила
я, – тебе завтрак не показался странным?
– Да нет, – он пожал плечами, –
впрочем, мне больше нравятся глазированные сырки, чем печенье с булкой, но я
просто идеальный ребенок, ем, что сунули.
– Значит, ничего особенного?
– Нет.
– Совсем?
– Абсолютно. А в чем дело?
– Да так просто…
– Нет уж, отвечай!
– Видишь ли, я не клала тебе в сумку еду.
– Кто же ее положил?
– Ну… надо спросить у наших. Может, Катя?
– Мама в тот день дежурила.
– Точно. Тогда Юля или Сережка.
– Да ты чего, – засмеялся
мальчик, – еще про Костина вспомни или на собак погреши!
– Действительно, – протянула
я, – откуда же появился пакет?
– Не знаю, – тихо ответил Кирюша.
Я молчала.
– Слушай! – вдруг воскликнул
он. – Была одна странность.
– Какая?
– Помнишь, год назад я раздавил в рюкзаке
йогурт и пришлось выбрасывать тетради?
– Было дело, ужасная картина. Как назло,
десерт оказался с черникой.
– И что ты мне велела?
– Никогда не засовывать завтрак во
внутреннее отделение.
– Верно. И я больше не кладу бутерброды
вместе с учебниками.
– Ну и что? Я вытащила остатки еды из
внешнего кармана!
– Правильно, я положил туда несъеденное,
но первоначально печенье, булка и сок кантовались на книгах.
– И кто поместил харчи туда?
– Понятия не имею, – вздохнул
Кирюша.
– Ты за портфелем следишь?
– Ну…
– Да или нет?
– Бросаю его на пол, возле класса, чтобы
постоянно с собой не таскать, – признался Кирюшка, – а чего его
стеречь? Кошелек и мобильный выну, остальное никому не надо. Может, кто
перепутал и свою хавку ко мне пихнул? Ранцы-то у многих одинаковые!
Внезапно я вздрогнула. Цыганка! Это она!
Сначала отравила Аду, потом подсунула яд мальчику. Зачем? Чем ей насолили
мопсиха и парнишка? Хотя Аду отравили на день раньше…
– Скажи, ты ни с кем в последнее время не
ругался?
– С Анькой Левитанской подрался, –
признался Кирюша, – но она сама виновата, чес слово. Дразнила меня,
дразнила и получила в лоб.
– Это ерунда, я имею в виду на улице, с
посторонними людьми. Ну, допустим, подошла к тебе цыганка и предложила
погадать, а ты ей нагрубил. Не было такого?
Кирюша вытаращил глаза.
– Не. Никакие гадалки ко мне не
приставали.
– Точно?
– Конечно. А в чем дело?
– Ничего, потом объясню, – пообещала
я, вставая, – ты лежи смирно, и вот что – если вдруг принесут пакет с
едой, ничего не ешь. Никто из наших не станет передавать тебе сладости через
нянечку, сами в палату доставим. Будь осторожен.
– Лампа, объясни, в чем дело, –
заныл Кирюша.
– Тебя хотели отравить, – сказала
я, – не исключаю возможности, что Ада просто слопала шоколадку, которую
некто положил в детской, на подушке. Поняв, что попытка не удалась, преступник
решил предпринять новую попытку и пихнул в твой портфель завтрак.
– И зачем меня травить? – подскочил
Кирюша. – Че я сделал-то? Аньке пятак начистил?
– Думаю, Левитанская тут ни при чем.
– А кто?
– Пока не знаю.
– Лизку-то тоже хотели убить?
– Наверное, нет, сок предназначался тебе,
Лизавета – случайная жертва.
– Ох и ни фига себе, – дрожащим
голосом сказал Кирюша. – Я фильм на днях смотрел, там дядька просто так
людей мочил, без повода, псих был. Может, и на меня такой напал?
– Есть у меня одна мыслишка, –
протянула я.
– Выкладывай! – жадно воскликнул
мальчик.
– Пока нечего, но, как только что-нибудь
узнаю, мигом сообщу. А ты до поры до времени никому из наших не говори ни
слова. Вдруг мне в голову глупость пришла, потом засмеют и дразнить до конца
жизни будут!
– Ага, – кивнул Кирюша, – молчу
и ничегошеньки не ем!
– Ну это уж слишком, если свои принесут,
угощайся. Ладно, лежи, отдыхай.
– Лампа, ты уж постарайся разобраться в
этом деле, – взмолился Кирюшка, – а то мне чего-то страшно!
