– Офигеть прямо, – дудела свое
Карина, – у «четверок» ведущий не пришел. Катастрофа!
Я посмотрела на двери в студии. Мне через час
идти в правую, оттуда ведет вещание «Бум», а слева находится радиостанция,
которая называется «Сорок четыре». Обе принадлежат одному хозяину, их
сотрудники работают бок о бок в соседних комнатах, но рассчитаны выпуски на
разную аудиторию. «Бум» адресован молодежи, в основном тем, кто еще не справил
двадцатипятилетие, «Сорок четыре» без устали вещает для пенсионеров. «Бум»
много времени отдает музыке, встречам с деятелями шоу-бизнеса, всяким
викторинам и конкурсам. Диджеи «Бума» изъясняются на особом сленге, который не
имеет ничего общего с русским языком. Мне потребовалось приложить максимум
усилий и потратить много времени, дабы освоить местное «суахили».
«Сорок четыре» имеет совсем иную
направленность, основное место в его сетке занимают «бубнильные передачи»,
которым охотно внимают бабушки. Музыку здесь передают соответственную: народные
песнопения, Людмилу Зыкину, классику, романсы.
Хитрый владелец двух полярных точек рассудил
правильно: кто в наше время в основном слушает радио? Молодежь и старики,
остальные работают. Правда, имеется еще масса людей в конторах, автолюбители,
но нельзя же охватить всех!
– Ну ты прикинь, – жаловалась Карина, –
что делать-то, а? Гость ждет, приличный человек, профессор, языки изучает. Что
я ему скажу? Извиняйте, диджей запил? Ну, блин, блин, блин!
– Никогда не опаздываю, – быстро
сказала я, – меня ругать не за что. Всегда являюсь за час до эфира.
Внезапно в глазах Карины загорелся огонь.
– Верно! Твой отстой через пятьдесят
восемь минут пойдет. Быстро иди в «четверку»!
– С какой стати? – уперлась я.
– Лампуша, – взмолилась
Карина, – выручи, всего на полчасика. Дядечка симпатичный, Иван Петрович
Котов, говорит, как поет. Передача про русский язык, ее каждый раз разные люди
ведут, постоянного ведущего нет. Котик, спаси! Не дай бог, до главного дойдет,
вышибет меня пинком на улицу. Милая, любимая, родная! Сама на пульт сяду,
подстрахую!
– Хорошо, – кивнула я, – так и
быть!
– Ты мое солнышко, – взвизгнула
Карина и впихнула меня в студию, – располагайся.
Я села на неудобный стул и машинально нацепила
на себя «уши».
– Завтра в Москве сухая, солнечная
погода, – раздался спокойно-равнодушный голос, – ветер слабый, осадков
не предвидится. Днем плюс пятнадцать, по области плюс восемнадцать, ночью около
десяти градусов выше нуля.
Я удивилась безмерно. На дворе осень,
холодная, слякотная, дождливая. Сегодня, например, с неба сыпалось нечто,
больше всего похожее на мелкую крупу саго. Такие беленькие, крохотные, ледяные
катышки. И не снег, и не дождь, нечто непонятное, мерзкое. Оказавшись на
асфальте, градины мигом раскисают и трансформируются в грязь. О каких
восемнадцати градусах тепла может идти речь?
Но времени на недоумение не осталось. В студию
вошел пожилой дядечка, Иван Петрович Котов. Я привычно поправила микрофон и
начала:
– Добрый вечер, дорогие радиослушатели!
Только бы не забыться и не начать по привычке
выдавать в эфир лексику радио «Бум». «Эй, хай, кексы, у меня лососевый шнурок с
погонялкой Котов у визжальника».
Первые десять минут протекли волшебно. Иван
Петрович четким, ясным «преподавательским» голосом рассказал много интересного.
Потом я воткнула рекламу и улыбнулась гостю:
– Можете передохнуть минуту, и поедем
дальше.
– К вопросу о том, что речь выдает
происхождение человека, – вдруг сказал Котов, – я принес с собой
кассету, которая должна проиллюстрировать мой рассказ.
– Приготовь запись, – велела я
Карине.
– Какую?
– Ту, что дал гость!
– Он мне ничего не показывал, –
затрясла головой Кара с той стороны стекла, – влетаешь через двадцать
секунд, прямо на хвосте рекламы.
– Без иллюстрации разговор
бессмыслен, – начал «звездить» Котов.
– Где кассета? – нервно спросила я.
– У меня в сумке.
– Где кассета? – влезла с вопросом
Карина.
– У меня в сумке, – машинально
повторила я и потянулась к красной кнопке.
– Не стану говорить без записи, –
капризничал Иван Петрович.
Я хмыкнула. Теперь меня так просто не
напугать, не первый раз в эфире. Откажется болтать, отсеку его микрофон и стану
играть со слушателями в вопросы и ответы. Эка сложность.
Но тут Кара закивала, и я с облегчением
сказала:
– Сейчас мы послушаем специально
сделанную запись, а потом Иван Петрович прокомментирует нам текст.
– Хто там? – раздался смутно
знакомый голос. – Чаво дергаешь! На время глянь! Народ спит ищо, срання
явилася!
– Полдень на дворе, – ответил
тоненький дискант.
– И чаво? Пшла отсюда.
– Вы Марийка?
– И чаво?
– Марийка?
– Ну.
– Ваша свекровь, Маша, дома?
– Не.
– А Павлик?
– Хто ты якая…
Иван Петрович уставился на меня, я на него. И
где я слышала этот диалог?
Гость отвернулся от микрофона и шепнул:
– Это не моя запись, вы с кем-то
беседуете, но я могу прокомментировать ваш разговор! Интересный материал.
Тут только до меня, как до жирафа, дошла суть
происходящего. В эфире сейчас звучит запись моего разговора с Марийкой,
невесткой соседки Маши. Не надеясь на свою память, я записываю «показания».
Аппаратом пользуюсь допотопным, взяла его у Кирюшки. Мальчику подарили
современный диктофон, крохотный, плоский, вот он и решил выбросить старый
агрегат, в который следует вставлять кассету обычного формата, а не
микропленку.
Сама виновата, повторила машинально за гостем
«кассета в моей сумке», вот Кара ее и нашла в указанном месте!
Я быстро подняла над головой скрещенные руки.
Звук стих.
