– Вот и день завершился, – вздохнула
Нина, – хорошо тебе, сейчас прикатишь домой и баиньки спокойно плюхнешься,
а мне еще тут до шести утра париться. Будь оно неладно, это круглосуточное
вещание.
Но сразу лечь спать мне не удалось. Сначала
пришлось выгулять стаю, потом кормить собак. Феня и Капа совершенно освоились и
первыми ринулись на кухню. Стоило только удивляться, каким образом два глупых
щенка просекли, где дают еду. На улицу я малышей, естественно, не водила, им
сначала надо сделать прививки, а уж потом выталкивать во двор. Поэтому, пока из
кухни раздалось бодрое чавканье, я побрела по квартире с тряпкой, вытирая
многочисленные лужи и подсчитывая нанесенный урон.
Сначала взгляд упал на тумбочку, где стоит
телевизор. Еще утром она была целой, сейчас у нее не хватало одного угла.
Расстраиваться я не стала, мы собирались давно купить новый телик с широким
экраном, а под него сия подставка категорически не годится. Мы все равно бы ее
выбросили, а раз так, то и не жалко.
Еще мопсята слопали две тапки и изорвали кипу
газет – вполне нормальное поведение для детей. Вот если, придя домой, вы
обнаруживаете полнейший порядок, а щенков тихо лежащими в углу, тогда следует
немедленно, схватив их в охапку, мчаться к ветеринару, подобное поведение
говорит о болезни собачат. Равным образом советую родителям радоваться, ежели
их пятилетнее чадо, расшвыряв все вокруг, с дикими воплями носится по квартире.
Поверьте, намного хуже, когда ваши сын или дочка, бледные и вялые, молча
заползают под одеяло.
Вымыв полы, я собрала миски, бросила их в
мойку и поняла, что сейчас просто упаду от усталости. Слава богу, день
закончен. Я в квартире одна, Катя на дежурстве, надо ей позвонить, узнать, как
там дети, а потом пойду лягу в кровать, почитаю детективчик, съем пару бананов…
В замочной скважине заворочался ключ, не
успела я насторожиться, как дверь со стуком распахнулась, и передо мной
появился Костин, но в каком виде!
Темно-синяя куртка майора была расстегнута и
как-то странно сидела на плечах, вернее, она с них спадала. Пятна грязи
покрывали светло-серые брюки, пуловер, выглядывающий из распахнутой верхней
одежды, потерял свой первоначальный цвет и украсился темными разводами, о
состоянии башмаков лучше умолчу.
– Катюха! – икнул Вовка. –
Давай чайку попьем!
– Ты пьян? – воскликнула я.
Было от чего прийти в изумление. Знаю Костина
не первый год и ни разу не видела его в столь свинском состоянии. Вовка –
высокий, крупный мужчина – способен спокойно выпить бутылку водки, видимых
последствий возлияния, как правило, не заметно. Впрочем, Костин пьет редко, а
уж пьяным мы его видели один или два раза.
– Катюня, – пробасил Вовка, –
налей чаю.
– Я Лампа.
Майор изогнул правую бровь.
– Да? Верно. То-то я думаю, с какой стати
Катюха такой страшилой стала. Лампа, дай мне чаю, крепкого.
– Может, лучше рассол? – прищурилась
я, потом не выдержала и засмеялась.
У нас в консерватории учились иностранцы, в
частности, англичанин Джон Вебер, меланхоличный молодой человек, плохо
пиликающий на скрипке. Студенты народ веселый, те, кто живет а общежитии, еще и
совершенно бесшабашные. Семнадцатилетние первокурсники, вырвавшиеся из-под
опеки мамы, начинали творить невероятные вещи и часто, напрочь забыв о
предстоящей сессии, принимались гулять в компании с бутылкой. Правда, в сессию
народ спохватывался и пытался проглотить кусок не прожеванных в семестре знаний
за пару дней. Наши мальчики, несмотря на то что ловко играли, кто на рояле, кто
на скрипке, кто на виолончели, ничуть не отличались от остальных, и в общежитии
консерватории творились чудные дела. Джон, никогда до тех пор не пробовавший
водки и не употреблявший крепких спиртных напитков, сначала сильно рассмешил
своих соседей по комнате. На первой вечеринке он, разглядывая стакан с
бесцветной жидкостью, сказал:
– Дайте мне тоник.
– Что? – не поняли наши.
Напоминаю вам: действие разворачивалось еще до
перестройки, кока-кола, жевательная резинка и ментоловые сигареты считались
атрибутами чуждого, буржуазного образа жизни и в СССР были редкостью.
– Или содовую, – не успокаивался
Джон.
– У тебя изжога? – спросили его
товарищи.
– Нет, – ответил англичанин.
– За фигом тогда сода понадобилась?
– Алкоголь разбавить.
– Чего? – заржали все. – С
какой стати?
– Чистым шнапсом отравиться можно, –
выдал Джон.
Он явно собирался продолжить фразу дальше, но
ему не дали. Раскаты громового хохота прокатились по комнате.
– Пей так, чудик, – велел Роман
Глотов, подающий большие надежды скрипач, – не бойся.
Джон сморщился, но опрокинул в себя «огненную воду».
Самое интересное, что употребление неразбавленного алкоголя пришлось ему по
вкусу, и парень начал пить наравне со всеми. Но что русскому здорово, то
остальным смерть.
Наши спокойно заснули, а Джон стал маяться.
Состояние его было ужасным. Англичанин бегал в ванную, засовывал голову под
кран, пытался пить чай, сварил кофе, но ему делалось лишь хуже.
Проснувшийся Роман с участием поинтересовался:
– Плохо тебе?
– Умираю, – простонал Джон, –
что вы делаете в подобных случаях?
Глотов указал на трехлитровую банку, в которой
плавал огрызок огурца.
– Рассол – вот самое верное средство.
Попробуй, будешь свеженький, веселенький и бодрый.
Джон вцепился в банку и поволок ее в коридор.
Роман, слегка удивившийся и не понявший, отчего житель туманного Альбиона не захотел
приложиться к банке прямо в комнате, решил вновь заснуть, но тут Вебер вернулся
назад и напал на скрипача:
– Ты есть врун! Обманильщик!
– Обманщик, – машинально поправил
англичанина Рома.
– Пусть так, – взвизгнул Джон, тряся
мокрой головой, – мне ничуть не помогло. Вылил на себя все, и никакого
облегчения.
– Постой, – оторопело переспросил
Рома, – я не понял. Что ты сделал с рассолом?
– Вылил на голову, – повторил
Вебер, – а она болит по-прежнему.
– С ума сойти, – протянул
Роман, – кому сказать, не поверят!
– Это мне не поверят! – подскочил
Джон. – Теперь весь воняю. Что, по-твоему, следовало сделать с сиропом, в
котором плавали огурцы? Уж не пить ли его?
