Бившая из крана теплая вода внезапно
показалась мне ледяной. В свое время я носила на пальце обручальное кольцо,
только меньше всего мне хочется сейчас вспоминать про человека по имени Михаил
Громов. Нет, в то время, когда мы считались супругами, он был безупречно
заботлив, вежлив, внимателен, покупал мне пирожные, делал мелкие подарки, лечил
от многочисленных болячек. Я чувствовала себя просто сволочью: муж без устали
хлопочет вокруг жены, а ту передергивает при виде любящего супруга. Я изо всех
сил пыталась полюбить Михаила и делала это ради мамы, которая, сосватав меня с
Громовым, посчитала свою миссию на земле выполненной и умерла. Я казалась себе
неблагодарной дрянью и была абсолютно уверена: Михаил меня любит и печется о
нашем благополучии. Впрочем, вспоминать сейчас все детали своей «долампиной»
жизни мне крайне неприятно.
Скажу лишь, что прозрение было горьким
[9].
Михаил осужден, мы развелись и потеряли друг друга из вида. Где Громов – я
понятия не имею и, честно говоря, знать не хочу. Естественно, Катя в курсе моих
неприятностей. И вот что интересно, ее бывший муж, Игорь, уже после их развода
влип в криминальную историю и сейчас коротает время в бараке на зоне. Так что у
нас с Катей не только одна фамилия и отчество, но и одинаковая женская карма.
Шутница-судьба столкнула вместе двух женщин, отцов которых звали Андреями Романовыми.
Хотя, если вдуматься, эти имя и фамилия вовсе даже не редкие. Кстати, Юра прав,
мы слегка похожи внешне, но намного более важно иное: у нас с Катюней одна
реакция на внешние раздражители, мы, если вас не покоробит пафосное
высказывание, смотрим на окружающий мир одними глазами, и это делает нас, по
крови чужих, ближе родных сестер. Впрочем, есть у нас и принципиальное
различие. Я предпочитаю не вспоминать Михаила. Никогда. И на вопрос: «Были ли
замужем?» – недрогнувшим голосом отвечаю: «Нет». Катюша же совершенно спокойно
сообщает: «Да, дважды, может, мне в третий раз повезет».
– Вы замуж-то выходили? – повторил
вопрос Юра.
– Я нет, а Катя да, два раза.
– И где теперь ее мужья?
– Понятия не имею. Один вроде эмигрировал
из России, а второй сидит, за что, точно не скажу. С какой стати ты нашими
анкетами заинтересовался?
– Ну, – промямлил Юра, – из
чистого любопытства.
Я внезапно вспомнила покрасневшую Катю и мигом
сообразила: вот оно что! Юра понравился моей подруге, а она ему. Почему бы и
нет? Катюша еще молода, может, ей и впрямь повезет в третий раз. Юра не кажется
противным, похоже, он человек внимательный, выгнал от нас тараканов, убрал
квартиру, сейчас собрался за СВЧ-печкой. А что? Кирюшка, Сережка и Лиза вполне
взрослые, квартира у нас большая. Наверное, на моем лице отразились эти мысли,
потому что Юра вдруг произнес:
– Оно, может, и смешно звучит, только мне
десять лет назад гадалка напророчила, схватила на улице за руку и выдала:
«Счастье найдешь через катастрофу, на улице, машина тебя сшибет, а за рулем
судьба твоя будет сидеть». Так почти и вышло.
– Почему почти?
– Ну «Жигулями»-то ты управляла, –
улыбнулся Юра, – а нравится мне Катя.
Пришлось признаваться:
– Я просто рядом сидела.
Юра расцвел в улыбке:
– Значит, сбылось предсказание. Слышь,
Лампа, ты не против, если я за твоей сестрой поухаживаю?
– Попробуй, – улыбнулась я, но
продолжить фразу не успела.
– Лампуся, – донесся из коридора
голос Катюши, – пойди-ка сюда.
Юра схватил меня горячей рукой.
– Пожалуйста, не выдавай меня. Я ужасно
влюбился, прямо как школьник.
– Разве это стыдно? – удивилась я,
но потом увидела умоляющие глаза Юры и кивнула: – Не волнуйся, я никогда не
разбалтываю чужие секреты.
– Ну спасибо, – зашептал Юра.
– Имей в виду, – шепнула я в
ответ, – обидишь Катюню, мало тебе не покажется.
Потом быстро вытерла лицо полотенцем и вышла в
прихожую.
– Машина опять не заводится! –
горестно воскликнула Катя.
– Возьми мою.
– А ты как?
– Ерунда, прокачусь на метро. Вам же за
печкой ехать.
Катюша сняла с крючка ключи.
– Спасибо.
– Нема за що, – улыбнулась я, –
все равно мои «Жигули» бывшие твои, пользуйся на здоровье. Кстати, как там наши
дети, Лиза и Кирюшка?
– Все в порядке, – ответила Катя, и
они с Юрой удалились.
Петр Лыков оказался лысым мужиком лет сорока.
Взяв снимки, сделанные Ириной Петровной, он хмыкнул:
– Да уж!
– Все так плохо? – испугалась я.
– Кто вас направил к Ирине?
– Видите ли, я зашла в аптеку купить
лекарство, фармацевт посоветовала сделать томограмму и отвела меня к доктору.
– Куда? В какую больницу? –
настаивал Лыков.
– Так в соседнюю дверь.
– Аптека находится при каком-то лечебном
учреждении?
– Нет, просто на первом этаже дома.
– С ума сойти! Кто бы мог подумать!
Просто обалдеть!
– Мое состояние настолько плохо?
– У вас большая проблема с
головой! – рявкнул Лыков.
– Знаю, – грустно ответила я, –
из этой томограммы ясно, что я олигофрен с отсутствующим центром речи.
Петр на секунду замер, потом уронил голову на
стол, прямо на снимки, и разразился серией коротких звуков. Я попятилась, врач
то ли лаял, то ли квакал. Может, лучше уйти? Или доктору самому требуется
медицинская помощь?
– Вам плохо? – осторожно
осведомилась я.
Петр поднял голову.
– Давно так не смеялся, последний раз это
было лет пять назад, когда явился больной, которому экстрасенс пообещал косые
мышцы живота прямыми сделать.
[10]
Лично мне данное заявление совсем не
показалось веселым, по-моему, если в организме что-то перекосилось, это следует
выпрямить.
