– Господи, – всплеснула руками
Зинаида Марковна, – год!!! Ладно, не стану вас обманывать, похоже, вы не
из тех, кто рушится в обморок при сообщении о смерти. Времени уже нет. По идее,
вы должны были скончаться вчера, в такой фазе не живут. Нонсенс. Мозга нет. Ни
одного работающего отдела. Одно не пойму…
– Что?
– Вы ходите, видите, слышите,
разговариваете…
– А не должна?
– Конечно, нет, вот, обратите
внимание, – врач принялась тыкать пальцем в экран, – здесь все
поражено. Знаете, уж извините, но…
– Что еще?!
– Но…
– Господи, что???
– Не хочу говорить.
– Раз начали, то договаривайте, –
обозлилась я, – и потом, неужели можно сообщить еще более неприятную
информацию, чем то, что вы уже сказали?
– Да, – прошелестела Зинаида
Марковна.
Знаете, дорогие мои, я всегда считала, что
выражение «подкосились ноги» выдумали экзальтированные писатели. Ну каким,
скажите, образом могут подломиться нормальные, нигде не травмированные нижние
конечности? Но сейчас мне стало понятно: данная фраза не красивая гипербола.
Колени внезапно превратились в желе, ступни словно растеклись по полу, тело
стало тяжелым-тяжелым…
Я обвалилась на стул и прошептала:
– Валяйте, я готова ко всему.
– Вы мне понравились…
– Дальше.
– Поэтому хочу вас предупредить…
– Быстрее!
– Понимаете, онкология – сложная
проблема…
– Короче!!
– Конечно, врач обязан сделать все…
– Говори суть дела! – заорала я и
стукнула кулаком по столу.
– Ой, – пискнула Зинаида
Марковна, – ладно. Вам нельзя делать операцию. Поздно. Никакого облегчения
она не принесет, только измучаетесь. Мой вам совет: уезжайте из Москвы, в
деревню, куда подальше. Может, там, на чистом воздухе, в экологически
нормальной среде, протянете еще немного. Хотите, довезу вас до нужной станции?
Вы куда двигались: на Кольцо или в сторону радиальной?
Внезапно мои ноги окрепли. Я встала.
– Спасибо, сама дойду.
Зинаида Марковна опять схватила салфетку.
– Надо же, какая компенсация, –
пробормотала она мне вслед.
Отчего-то в переходе уже было недушно. Я бодро
дошла до вестибюля и села на одну из мраморных скамеек. Странное существо
человек, знает, что в конце концов умрет, и великолепно живет. Впрочем, рано
или поздно все задумываются о смерти. Не потому ли подавляющее количество
пожилых людей начинают на исходе лет размышлять о боге? Как-то не хочется
думать, что тебя просто зароют или сожгут. Лично мне приятней превратиться в
привидение. Я поселюсь в нашей квартире, никого не пугая, изредка стану
смотреть телевизор, читать детективы и приглядывать за Кирюшкой с Лизаветой. А
еще точно узнаю, чем занимаются в отсутствие хозяев собаки, а то меня терзают
смутные сомнения: правда ли вся стая спит?
И что сейчас делать? Вот только не начать бы
здесь рыдать, на виду у всех.
Но отчего-то слезы не подступили к глазам, в
душе появилась мрачная решимость. Понятно, до кончины мне осталось очень мало
времени. Следовательно, удваиваю, нет, утраиваю, усемеряю, удесятеряю усилия и
пытаюсь разыскать цыганку. А еще надо написать завещание.
К перрону с шумом подкатил поезд, я вскочила в
вагон. Поторопись, Лампа.
Дверь актового зала в академии оказалась
закрытой. От досады я топнула ногой. Опять сваляла дурака. Сейчас день, самый
разгар занятий. Сергей Васильевич небось в своем вузе. В академию он заявляется
после обеда, придется ждать.
Не успела я прислониться к широкому
подоконнику, как появилась тоненькая девушка в сильно потертых джинсах и
принялась прилаживать на двери зала объявление. Бумажка была написана крупным,
четким, детским почерком. «Занятия в театральной студии откладываются на
неделю».
– А почему отменяют репетиции? –
спросила я.
Студентка охотно ответила:
– Не знаю. Я староста, мне Сергей
Васильевич позвонил и попросил всем сообщить об отмене. Может, у него на работе
чего случилось? В прошлом году он тоже в это время к нам дней десять не ходил,
потому что его студенты, из театрального, куда-то ездили, вроде на фестиваль.
– Подскажите, пожалуйста, в каком вузе он
работает?
– Сергей Васильевич учит актерскому
мастерству.
– Где?
– В театральном.
– Их несколько.
– Да? Понятия не имела.
Я вздохнула:
– Прямо беда.
– Может, я могу вам помочь? –
участливо поинтересовалась девушка.
– Вы Нину Рагозину знаете?
– Не слишком, она с нами в спектакле
играла.
– Вы не в курсе, где Рагозина сейчас
живет?
– Нет, – покачала головой
староста, – она не из академии.
– Да знаю я, потому и ждала тут Сергея
Васильевича.
– Домой ему позвоните и спросите.
– Хорошее предложение, но неосуществимое.
– Почему?
– Номер телефона мне неизвестен.
– Так я дам его, – сказала
девушка, – записывайте.
Радуясь, что удача вновь повернула ко мне
улыбающееся лицо, я выхватила из сумки телефон.
Самое замечательное, что трубку в квартире
режиссера сняли сразу.
– Аллоу, – прозвучал хорошо
поставленный женский голос, – вам кого?
– Позовите, пожалуйста, Сергея
Васильевича.
– Его нет.
– А когда он вернется?
– Через неделю.
– Как? Ужасно! Не может быть.
– Что случилось, милочка? – проявила
участие пожилая дама.
Ну и как объяснить приветливой старушке суть
дела? Видите ли, я собираюсь завтра умирать и поэтому очень тороплюсь завершить
расследование.
– Может, я сумею вам помочь? –
настаивала она.
