– Но…
– Я хотела быть дома, со своей матерью, а не разъезжать по гастролям с отцом, а еще чаще – с сопровождающим. Я знала, что мама больна, и каждый раз, отправляясь в поездку, с ужасом думала о том, что больше никогда не увижу ее.
– Ты знала, что она умирает?.. Ведь ты была совсем ребенок…
– Да. – В этом коротком слове слышалась неизбывная боль. – Как и у любого ребенка, у меня была собственная логика, и я считала, что, если буду находиться дома, мама не умрет. Я сильно ошибалась. – Кассандра взглянула на Нео, и в глазах ее он увидел боль. – Я выступала перед незнакомыми людьми, которым после концерта разрешалось фривольно обращаться с молодым дарованием и говорить слова, которые они никогда бы не сказали взрослому человеку. Как я это ненавидела! Даже когда мать умерла и отец стал ездить со мной на все концерты, это ощущение так и не ушло.
– Значит, это отец заставлял тебя играть на публике.
– Даже когда мать была очень-очень плоха. И случилось то, чего я больше всего боялась: она умерла, когда меня не было дома – я гастролировала по Европе. Мне было семнадцать лет. Я узнала об этом через два дня. Отец отвлекал меня, когда я пыталась дозвониться до матери. Он говорил, что мама отдыхает, поэтому не берет трубку. И я верила ему.
Глава 7
Какая жестокость!
Нео захотелось стукнуть кулаком по чему-нибудь, но он не нашел подходящего предмета. И кроме того, никто бы не взвыл от боли, расплачиваясь за свои грехи…
– Они не хотели испортить последний концерт, который давала я на этих гастролях, – продолжала свой рассказ Кэсс. – Отец и Боб сказали мне, что я обязана предстать перед своими поклонниками в самом лучшем виде.
Нео выругался на греческом. Очень смачно.
Губы Кассандры изогнулись, и на лице ее мелькнула улыбка.
– Отец хотел забыть свое горе, занимаясь моей карьерой.
– А как ты справлялась со своим горем?
– С помощью музыки.
– А когда умер отец, ты перестала ездить на гастроли.
– Да. Но мой менеджер был против этого.
– Естественно, против.
– Боб считает, что я прячусь от смерти родителей, окружая себя их вещами.
– Он хочет, чтобы ты избавилась от этих вещей? – И почему, черт возьми, этот человек все еще является ее менеджером?! – И уговаривает продолжать выступления?
– Одна мысль о том, что я выйду на сцену перед переполненным залом, приводит меня в дрожь…
– Не волнуйся. Я лично никогда не попрошу тебя выступить передо мной, и Зефир тоже не попросит, уверяю тебя.
Лицо ее озарилось улыбкой. В прекрасных янтарных глазах загорелся огонь.
– Я с удовольствием выступлю перед тобой.
Колени его ослабели: то ли от ее неожиданного предложения, то ли от счастья, которое Нео увидел на ее лице. Скрывая минутную слабость, он сел рядом с ней на скамью перед пианино.
– Ты поиграешь для меня?
– Разве я не сделаю это для друга? – спросила она, заставив его улыбнуться.
– Я буду счастлив.
– Тогда считай, что это уже сделано. – Кэсс усмехнулась, и лицо ее стало безоблачным. Ни тени печали не осталось на нем. Нагнув голову, она искоса взглянула на него. – Я сыграю для тебя. Бывало, я испытывала истинное наслаждение, когда играла для родителей.
«Но больше ни для кого», – подразумевали ее слова.
– Я польщен. И теперь сгораю от нетерпения.
Улыбнувшись, Кассандра сконцентрировалась на инструменте, стоявшем перед ней. Потом, взглянув на закрытую дверь и убедившись в том, что никакой посторонний звук не проникает в звукоизолированное помещение, она сыграла короткий пассаж: скорее не пьесу, а серию аккордов. Кэсс высоко держала голову: будто она слышала нечто, чего он не мог уловить.
Пианино звучало превосходно. Даже более чем превосходно.
– Ну, и что дальше? – спросил он, когда затихли звуки, а Кэсс неподвижно застыла.
– Теперь попробуй ты.
Он нажал на клавиши – так, как она учила его на первом уроке.
– А теперь сыграй несколько аккордов, которые мы с тобой выучили.
Он сделал и это.
– Что ты думаешь? – спросила она.
– Насчет этого пианино? – спросил он с несвойственным ему сомнением.
– Как тебе клавиши? На них легко нажимать?
Подумав секунду, Нео ответил:
– Клавиши удобные, на них легко нажимать.
– У кабинетного пианино клавиши более мягкие, чем у фортепиано, но его нельзя сравнить с концертным роялем, который стоит у меня. Я очень придирчива, но это – прекрасный инструмент. – Она похлопала по крышке «Стейнвейна».
– То есть ты хочешь сказать, что это пианино хуже, чем твой рояль?
– Покупать «Фазиоли» для новичка – чрезмерная роскошь, а ты говорил мне, что не склонен к пустому расточительству. Кроме того, его придется очень долго ждать.
– А «Стейнвейн» – не роскошь? – спросил он, ухмыльнувшись.
– Нет, исходя из цены, по которой его продают.
– Значит, мы его берем? – Нео и не пытался скрыть своего облегчения.
– Конечно берем. Это хорошее пианино.
Кэсс сказала, сколько денег они сэкономят, и он расхохотался:
– Я знал, что если возьму тебя с собой, то это принесет мне выгоду.
Она улыбнулась и кивнула, а затем сыграла простенькую детскую пьесу, будто ее пальцы не могли оставаться в покое рядом с этим прекрасным инструментом.
Нео увидел продавца сквозь стеклянную дверь и махнул ему рукой.
Когда продавец вошел, Нео протянул ему черную кредитную карту:
– Мы его берем. Насчет доставки вы можете договориться с моей помощницей. Вот моя визитка. Позвоните по этому номеру.
– Очень хорошо, мистер Стамос. С грузчиками приедет настройщик пианино, поэтому на инструменте можно будет заниматься сразу же после доставки.
Кассандра одобрительно кивнула, и Нео сказал:
– Прекрасно.
Продавец удалился вместе с кредитной карточкой и визиткой Нео, но ни Нео, ни Кассандра не пошевелились. Оба продолжали сидеть за пианино.
Она прикоснулась пальцами к клавишам:
– Я давно не покупала новых инструментов.
– Испытываешь желание?
– Заменить мой «Фазиоли»? Ни за что! Я лучше куплю новые ноты для флейты.
– Значит, ты решила освоить второй инструмент?
– Я играю на флейте время от времени, как уже сказала, но, действительно… Почему бы и нет? Если я нашла время, чтобы выучить иностранные языки, почему бы в качестве хобби мне не играть на втором инструменте?
