Должно быть, мозги еще не оправились от сотрясения. Поскольку физическая безопасность еще не означает полную безопасность, а он обещал лишь охранять ее жизнь.
– Клер?
– Что?
– Я думаю, тебе надо подвинуться, чтобы я мог отсюда выбраться. – Напряженный голос Бретта говорил сам за себя, и Клер догадывалась, что дело не в том, что она придавила его своей тяжестью.
– Прости. Ты прав, Бретт. Он вздохнул:
– Я бы предпочел называться Хотвайером.
– А мне больше нравится Бретт.
– Только в семье меня зовут Бреттом.
– Ты не хочешь, чтобы я звала тебя по имени? Хотвайер вздохнул. Он знал, что вот-вот сдастся. Увы, он ничего не мог с собой поделать. Но, черт возьми, она обиделась, а он физически страдал, когда женщины обижались. А Клер он просто не мог обидеть.
– Ладно, валяй. Я просто привык к тому, что меня зовут Хотвайером. Это все.
– Спасибо.
– Да не за что.
– Есть за что.
– Отлично. Всегда пожалуйста. – Но она была права. Ей было за что его благодарить.
Только одна женщина за пределами его семьи звала его Бреттом с тех пор, как в восемнадцать лет он ушел служить в армию. И эта женщина была Елена. Он сам попросил ее звать его так. Он хотел слышать, как это имя срывается с ее губ, когда она кончает под ним.
У него еще даже не было настоящего секса с Клер, а он уже чувствовал, что она ему ближе, чем он того хочет. Да к черту все, не стоит об этом!
Не в силах больше ждать ни секунды, пока она с него скатится, Хотвайер приподнял Клер и осторожно передвинул, чтобы ей не было больно.
Он встал с кровати и направился в гостиную. Вряд ли ему снова удастся уснуть. Так что где теперь лежать, значения не имеет.
– Бретт.
Он остановился у двери.
– Что?
– Я хочу встать и принять душ. Я чувствую себя намного лучше.
– Как твоя голова?
– Почти совсем не болит.
– Хорошо.
– Только не думай, что я прошу у тебя разрешения. Я бы все равно это сделала. Просто не хочу, чтобы у тебя создалось впечатление, что ты можешь мной командовать, даже если ты больше и сильнее.
– Я даже не сомневаюсь. Ты женщина решительная, Клер Шарп.
Она вошла в гостиную полчаса спустя. Волосы у нее были еще влажными и темно-рыжими кольцами обрамляли лицо. Она оделась, но лишняя одежда не умалила ее женственной красоты. И в этом явно была его, Хотвайера, вина. Когда он собирал ее вещи, он не мог заставить себя уложить в сумку безразмерные футболки, что она так часто носила. В выдвижном ящике комода он отыскал несколько маек, прихватил двое джинсов и немного белья.
Клер надела бледно-желтый топ на бретельках, который соблазнительно обтягивал ее пышную грудь. Хотвайер даже видел темные ободки сосков. Орган его немедленно ожил при этом зрелище и за пару секунд пришел в полную боевую готовность. Он провел столько времени с Клер, что почти к этому привык. Почти...
– Ты выглядишь так, что я готов тебя съесть, – протянул Хотвайер первое, что пришло ему в голову.
И, видит Бог, так оно и было.
– Спасибо. Обычно я ношу этот топ под другой футболкой, но ты ее не принес. Я... заметила, что бюстгальтеров тоже нет.
– Я собирался быстро. – Отговорка была так себе, но правда состояла в том, что он оставил ее бюстгальтеры там, в доме Джози, действительно не нарочно. – Прости, что забыл.
Клер улыбнулась и слегка пожала плечами.
– Да ладно. Я ничего не имею против того, чтобы одеваться вот так, когда я рядом с тобой... Я хочу сказать, что пока я сижу в номере отеля и никуда не выхожу, это не имеет значения.
Хотвайер был готов взорваться от желания, таким оно было острым и жарким – и все подогрела ее оговорка. И пусть Клер не имела в виду ничего такого, в том состоянии, в котором он сейчас находился, иначе как приглашение к действию воспринять ее слова он не мог. И только путем героических волевых усилий он удержался в кресле.
– Но я была бы тебе очень благодарна, если бы ты смог отвезти меня домой за остальными вещами.
Все его умственные усилия были по-прежнему направлены на подавление основных инстинктов, так что он осмыслил то, что сказала Клер, не раньше чем через пару секунд.
– Чтобы забрать бюстгальтер?
– Именно. Существуют причины, по которым женщины с моим размером груди носят бюстгальтеры; уверяю тебя, это делается не для того, чтобы грудь задорно торчала.
– Неужели неудобно ходить без него?
– Да. И еще я хочу взять кое-какие книги. Тот учебник, по которому мне надо готовиться к первому экзамену. Он лежит на обеденном столе.
– Нет проблем. Давай позавтракаем, и можно ехать.
– Завтрак в номер?
– Еще рано. Они не работают. Я думаю, мы могли бы заехать в блинную по дороге.
Клер опустила глаза и неодобрительно поджала губы. Она явно не принадлежала к той категории женщин, что любят разгуливать полуголыми, как и к тем, кому нравится, когда груди подскакивают при ходьбе.
Жаль, конечно.
– Ты можешь надеть одну из моих рубашек. Тебе она будет велика, но по крайней мере прикроешься.
Глаза Клер радостно заблестели.
– Отлично. Спасибо.
Даже с учетом того, что они заглянули в блинную по дороге, к дому Джозетты они подъехали ранним утром. Клер открыла дверь ключом.
– Ты же оставил сигнализацию в рабочем состоянии, когда заезжал забирать мою одежду?
Хотвайер распахнул дверь и пропустил вперед Клер.
– У меня не было выбора. Полиции пришлось отрезать провод, потому что никто не знал код дезактивации, а тебя спрашивать было бесполезно. Я не хотел оставлять тебя одну надолго, поэтому возиться с сигнализацией не стал.
Клер слышала, что он говорит, но не способна была отреагировать на его слова. Она не могла понять, что происходит. И гостиная, и столовая были в ужасном беспорядке. Все ящики выдвинуты, все перевернуто вверх дном, и даже подушки с дивана были сброшены на пол.
– Это полиция так тут похозяйничала? Хотвайер выругался.
– Нет. Кто-то шарился в доме уже после того, как я заезжал сюда за одеждой.
Клер бросилась в спальню. Сердце ее готово было выпрыгнуть из груди. Что, если ее медальон снова пропал?
– Клер, куда ты помчалась?
Клер, не обращая внимания на Бретта, распахнула дверь в спальню. Там царил еще больший беспорядок, чем в гостиной и столовой. Постельное белье было разбросано по всей комнате, одежда выброшена из комода на пол. Даже матрас с кровати и тот скинули, и он валялся на полу перевернутым с торчавшими наружу пружинами, а покосившийся каркас кровати сиротливо лежал в углу.
