Нитро хитро ухмылялся. Хотвайер пожал плечами.
– Можно сказать и так. Я сделал Клер предложение.
У обоих друзей Хотвайера рты синхронно открылись и закрылись. Никто так и не смог издать ни звука.
– Что... что ты сделал? – придя в себя, переспросил Вулф. Одной рукой он обнимал беременную жену.
Хотвайер закатил глаза. Разве он не сказал это достаточно внятно?
– Я попросил ее выйти за меня замуж.
– А ты, оказывается, быстрый парень, – сказал Нитро. – Я прекрасно помню, как ты утверждал, будто вы с Клер всего лишь друзья.
– Я ошибался.
– Ты, часом, не заболел?
– В моем влечении к Клер нет ничего болезненного.
– Конечно, нет, но... – Нитро замолчал и поморщился. – Но, Хотвайер, я сегодня впервые услышал, что ты признал свою неправоту. Это надо отметить.
– Можно представить, вы ведете учет всему, что я говорю.
Вулф засмеялся, но Нитро покачал головой. К этому времени женщины подошли к ним, и Хотвайер забыл о друзьях и о том, как они отреагировали на его слова. Клер стояла прямо перед ним. Он мог дотянуться до ее нежной, шелковистой кожи, и тонкий аромат, присущий только ей, щекотал ему ноздри.
– Привет, – сказал он несколько нервно.
– Привет, – ответила она и быстро чмокнула его в щеку. Хотвайер не удержался и, хотя и знал, что потом получит нагоняй от мамы за такое вызывающее поведение, обнял ее и, не отпуская, шепнул на ухо:
– Ты такая красивая, что я готов тобой завтракать, обедать и ужинать.
Клер мгновенно порозовела от смущения.
– Бретт!
– Не волнуйся, сахарок. Друзья поймут нас. Клер скосила глаза на Нитро и Джози.
Джози положила руку на предплечье Нитро, а он посмотрел на нее с нежностью и сказал:
– Ты такая красивая, родная.
Хотвайер узнал этот тон. Этот голос, вне зависимости от произносимых слов, говорил: «Я хочу утащить тебя отсюда, раздеть донага и...»
Джози купалась во внимании мужа. В ней трудно было узнать бывшую суровую военнослужащую.
– Спасибо, дорогой. Потанцуем? – Джози обернулась к остальной группе и сообщила: – Он научил меня танцевать во время медового месяца.
Чувствовалось, что она очень собой гордится.
Нитро не стал ждать дальнейшего поощрения, он просто повел жену в центр зала, на танцевальную площадку, и обнял ее, не особенно заботясь о том, выглядят ли эти объятия как танцевальная фигура или по-другому. Не надо было приглашать ученого ракетчика, чтобы определить, какие танцы лучше всего получались у этой пары.
– А ты, Лизи? Ты не хочешь потанцевать?
– Может, разок, – с улыбкой согласилась Лиз, но, вместо того чтобы пойти танцевать, обратилась к Хотвайеру: – Я получила огромное удовольствие от общения с твоими родителями. Твой отец знает столько интересных историй.
Вулф рассмеялся.
– Осторожно, Бретт, а то все кончится тем, что он узнает себя в одной из ее книжек.
Хотвайер подмигнул Лизи.
– Не переживай, дорогая. Мой отец не будет иметь ничего против такой известности.
Вулф скривился при этом протяжном «дорогая», а Лизи сказала:
– Он так похож на тебя, что, мне кажется, я уже хорошо его знаю.
– Иллюзия сходства исчезает, когда мы открываем рты, – мрачно усмехнулся Хотвайер.
– Ты так считаешь? А я с тобой не согласна. Разговаривая с Лорен, я ловила себя на мысли, что это я уже слышала несколько раз – от тебя, – заметила Лиз.
– Я знаю, что ты имеешь в виду, – сказала Клер, обернувшись к Лиз. – Если бы не разница в возрасте, их можно было бы принять за близнецов.
Хотвайер покачал головой.
Вулф повел Лизи на танцевальную площадку, не дав ей ответить.
Хотвайер вновь повернул Клер к себе лицом. У него голова кружилась от близости Клер, он просто пожирал ее взглядом.
Но Клер на него не смотрела. Ее внимание привлекло что-то в дальнем конце зала. Его родители?
– Ты хочешь пойти поздравить маму с Днем рождения?
– Нет. То есть да, конечно, но не сейчас. Мне нужно с тобой кое о чем поговорить. – Клер продолжала смотреть на родителей Бретта.
– Ты сегодня исключительно выглядишь.
Он знал, чем ее отвлечь. Клер улыбнулась, но как-то рассеянно.
– Мне кажется, ты уже говорил мне, что тебе нравится, как сидит на мне это платье. Это было на свадьбе Джозетты.
– Поэтому ты его надела? Для меня?
– А ты как думаешь? – низко, с придыханием спросила Клер.
– Не знаю, доживу ли я до конца сегодняшнего вечера. Я уже сейчас хочу с тобой уединиться.
Клер похлопала его по груди, видимо желая успокоить, но эффект получился прямо противоположный.
– Тебе хватило сил выдержать засаду в джунглях. А сейчас все, что от тебя требуется, всего лишь на несколько часов усмирить свою похоть.
– Ты уверена, что у меня получится?
– Абсолютно. А если труды лишат тебя сил, я знаю, как их восстановить.
– Не доводи меня до грани, женщина.
Клер засмеялась, и ее смех подействовал на Бретта как мощный афродизиак. Однако Клер вдруг снова стала серьезной.
– То, что говорила Лизи, напомнило мне кое о чем, что я считаю важным.
– Ты о деле Лестера?
– Да.
– Что же это?
– За пару дней до того, как умер Лестер, в Бельмонт-Мэнор приезжала группа политиков. То были члены комиссии, отвечающей за состояние дел с социальным обеспечением пожилых людей в штате Орегон.
– И что с того?
– Ну вот, Лестер отвел в сторону одного из этих политиков и стал с ним разговаривать. Он называл его чужим именем и выглядел полным дураком, если верить Куини. Пришлось даже пригласить врача, и тот буквально оттащил Лестера от гостя и отвел старика в его комнату. Это было странно, потому что Лестер вообще-то неохотно общался даже с теми, кого знал, а с незнакомцами и подавно.
– Но он вел себя так, словно знал того парня?
– Да. Это и взволновало Куини. Она сказала, что тот политик ничего о Лестере не знал и никогда с ним не встречался. И не только это. Тому политику было от силы лет сорок, а Лестер говорил с ним, будто он был его клиентом с тех времен, когда Лестер еще был Арваном. Куини была уверена, что это явный признак того, что Лестер окончательно теряет рассудок.
– А ты так не считаешь? – Хотвайер в этом случае готов был полностью согласиться с Куини.
– Нет. Подумай об этом, Бретт. Если бы кто-то, кто знал твоего отца в молодости, но ни разу не встречался с ним с тех пор, случайно увидел тебя, он бы вначале точно принял тебя за него. Рассудок часто играет с людьми подобные шутки. Вот и Лестер мог так же обознаться. И именно потому, что разум у него помутился, он не сообразил, что человеку из его прошлого не может быть сорок лет.
