Я помню, как мама рассказывала мне, что он умолял ее сделать
ему фатальный укол. Но как многие, выступающие против эвтаназии, она всегда
надеялась, что будет найдено исцеляющее лекарство, и не могла превратить себя в
орудие смерти. И вот он все еще жил. Какой долгий и жестокий конец.
10. Воспоминания: Пия
Будучи с отцом, я вспомнила о близкой подруге по имени Пия,
которая когда-то у меня была. С пятнадцати лет мы росли вместе и были
неразлучны. Мы учились в одной школе и ежедневно ездили туда и обратно на
велосипедах.
Пия не была очень хорошенькой. Ее изюминка заключалась в
прекрасных вьющихся на африканский манер белокурых волосах, которые в те дни не
были очень-то модны.
– Ты точно знаешь, что в тебе нет негритянской
крови? – шутливо спрашивали мы ее. Она пыталась выпрямить свои волосы, но мы
уговаривали, чтобы она оставила их так, как есть.
Пия вышла из большой реформистской голландской семьи, в
которой было десять детей. Ее родители не были достаточно хорошо обеспечены.
Пию одевали просто, но со вкусом.
В один из летних дней, когда нам было шестнадцать лет, мы
ехали на велосипедах, и я заметила, что несмотря на хороший загар Пия выглядит
очень бледной и усталой. Ее нос и щеки были особенно бледны, и это бросалось в
глаза.
– Не принимай близко к сердцу, все пройдет, –
сказала я. – Давай слезем с велосипедов и побалуемся мороженым.
Покончив с мороженым, мы пешком отвели велосипеды к школе,
потому что Пия все еще чувствовала себя плохо. Я спросила, может, она спать
ложится поздно.
– Нет, – ответила она. – Я теперь ложусь
спать очень рано. Последние несколько месяцев я чувствую страшную усталость. Я
не знаю, что это такое!
Она очень усердно занималась: нам предстояло учиться еще два
года. Пия была средней ученицей и не могла выдерживать чрезмерную нагрузку.
Наши учителя хорошо относились к ней и делали ей поблажки, если у нее что-то не
получалось, за старательность.
Мы с ней великолепно уравновешивали друг друга. Пия была
тихоней; я – любознательная непоседа. Она была всегда ласковой – и никогда
противной. Я – непослушный и необузданный подросток, всегда откалывала номера,
развлекала, как могла, класс, паясничала и вертелась волчком по всей школе.
Несмотря а, может, и благодаря разнице в характерах, мы были
хорошими подругами, и я испытывала беспокойство за Пию. Однажды по пути в школу
она упала в обморок. Затем это повторилось.
– Пия, – ругала я ее, – ты должна об этом
рассказать родителям.
– Нет, – стояла она на своем, – не буду
говорить родителям. Не буду пугать их.
– Пия, послушай, мой отец врач, – настаивала
я. – Я хочу, чтобы, он посмотрел тебя. Я хочу, чтобы он тебя тщательно
проверил.
Я в конце концов победила. Мой отец (а он тогда был в добром
здравии и имел обширную практику) подверг Пию тщательному осмотру и был очень
удручен результатами. Пия несколько раз обедала у нас, и отец знал, что она
одна из моих самых близких подруг. Но он сказал мне правду, ей осталось недолго
жить. И он заставил меня поклясться, что я не скажу никому об этом.
– Что ты имеешь в виду? – спросила я.
– Я не дал бы ей больше года, – ответил он. –
Ей нужно прийти ко мне на обследование еще раз, прежде чем я поставлю
окончательный диагноз. Думаю, что это лейкемия. Я буду вынужден поставить в
известность ее родителей.
Он направил Пию в больницу, где она могла пройти курс
лечения у специалиста.
Я помню, как угасала Пия. Она худела и худела, становилась
все более апатичной. Каждый месяц из-за слабости она не ходила в школу по
меньшей мере неделю.
Затем ее стали пичкать лекарствами, в результате чего она
лишилась великолепных курчавых густых волос, которыми так гордилась. Они стали
вылезать клочьями.
Дальше было хуже; ее шея, бедра и руки стали опухать, а тело
оставалось худеньким. Ей объяснили, что это результат инъекций.
Наступил день, когда она наконец сказала нам –
одноклассникам и своей любимой учительнице-географичке, что уже нет смысла
хранить тайну… она умирает от лейкемии. Все были потрясены и не знали, куда
спрятать глаза; осознавали, это может быть правдой, но отказывались принимать
ее.
– Ты сошла с ума, Пия? – сказали ей. – У тебя
нет никакой лейкемии. Это просто какая-то разновидность гемофилии. Тебе нужно
есть как можно больше мяса и яиц и позволить докторам колоть тебя, сколько
нужно. Ты разве не заметила, что уже потолстела?
– А как насчет моих волос? И поправилась я странным
образом, это только обезобразило меня. Сейчас у меня шея, как у здорового быка.
Это была правда: она выглядела очень плохо. Глаза стали
мутными, как у рыбы, и прятались в складках опухших щек. Когда она улыбалась,
глаза вообще превращались в узкие щелочки.
– Я знаю, что едва ли доживу до семнадцати лет, –
объявила она. – Я сама установила себе этот срок. Лучше, если я скажу об
этом врачам, чтобы они не лгали мне больше. Я хочу, чтобы врачи прямо сказали,
сколько мне осталось жить. Я читала в книгах о симптомах моей болезни и уверена,
что это лейкемия.
Что мы могли ответить ей? А Пия становилась все более
религиозной и начала читать Библию днем и ночью.
За месяц до того, как она умерла, у нее в груди и в желудке
появились опухоли. Помимо крови, все ее тело было поражено раком. Опухоли
появились под мышками и на шее. Она лежала в больнице в ожидании смерти.
Пия неоднократно сравнивала смерть с большими черными
грозовыми облаками, столь обычными для Голландии. В этих тучах она видела
быстро летящую к ней смерть, причем каждое облако стремилось опередить
остальные, чтобы схватить и утащить ее. Однако они никогда не трогали Пию, а
проплывали мимо. Эти облака вызывали в ней нездоровый интерес, и часто, навещая
Пию, я заставала ее разглядывающей в окно затянутое тучами небо.
Незадолго до того, как она в последний раз легла в больницу,
доктора предложили ее родителям увезти Пию куда-нибудь на отдых. Она никогда не
выезжала дальше окраин Амстердама. Врачи настаивали, чтобы ее увезли в
солнечные края.
Деньги всегда были проблемой для этой семьи, однако школа,
родители, ее друзья и знакомые собрали сумму, достаточную для поездки в Рим.
Этот город ее родители выбрали по совету агента местного туристического бюро.
Пия не особенно хотела ехать в Рим. Она предпочитала пляжи и
леса, где она могла бы сидеть и наблюдать за волнами, листьями, облаками и
солнечным светом. Она хотела бы поехать в Испанию или на Ривьеру, однако ее
предки сочли, что двухнедельная поездка в Рим принесет больше пользы для
образования. Вернулась Пия в еще более подавленном настроении.
