Темноволосый юноша говорил с испанским акцентом.
– Спасибо, мадам. Вы едете до Ниццы?
– Конечно. Залезайте. – Я открыла дверь, и они
забрались в машину вместе со своими спальными мешками и рюкзаками.
– Это Рейнольд, он из Германии, – сказал
темноволосый, когда Рейнольд взгромоздился на заднее сиденье. – А меня
зовут Мигель, я из Мексики.
– Хай, меня зовут Ксавьера, и я из… Голландии. Но
сейчас я живу в Сен-Тропезе.
Выяснилось, что «хичхайкинг» весьма трудное занятие, как в
Италии, так и во Франции. Оба парня сидели на дороге уже целый день в ожидании,
что кто-нибудь их подбросит. И они не мылись в ванне или под душем по меньшей
мере три недели.
Все же Мигель был приятным парнишкой с тонкими чертами лица,
и по мере того, как мы ехали, он все больше мне нравился. На нем были надеты
темно-красные штаны с черными и белыми полосами и розоватая рубашка. Его
длинные черные волосы (как у хиппи) явно нуждались в мытье. Однако он не хотел,
чтобы его принимали за хиппи. Он не отличался особой эрудицией, и его взгляды
на войну и мир были чрезвычайно расплывчаты. Он не был связан с каким-либо
политическим движением и хотел только одного – чтобы его оставили в покое и он
мог оставаться честным и дружелюбным по отношению к людям. Он очень хорошо
загорел. Карие глаза слегка косили, у него был большой узкий нос и высоко
поднятые мексикано-индейские скулы.
На Рейнольде было надето то, что когда-то называлось белой
марокканской рубашкой и серыми замшевыми штанами. Уверена, он задыхался от жары
в своих брюках, но, видимо, кроме них нечего было надеть. На нем были тяжелые
ботинки, тогда как Мигель был обут в открытые сандалии, сквозь дырочки
виднелись грязные ноги.
Но мне было все равно, как давно они мылись. Это были
хорошие парни, и мне нравилось их общество и то, что я могла им помочь.
– Когда вы в последний раз как следует поели? –
спросила я.
– О, это было так давно, что я уже не помню, –
ответил Мигель.
– Хорошо, вот здесь фрукты, печенье и шоколад, если вы
голодны… – Я даже не успела закончить. Они были зверски голодны, и как только я
предложила еду, с жадностью проглотили ее. Мы остановились у придорожного
киоска, чтобы напиться, и они охотно это сделали.
Мигель отличался словоохотливостью, а Рейнольд (он не
говорил по-английски) молчаливо сидел сзади. Оба юноши были милы и
интеллигентны, поэтому я убедила их ехать до Сен-Тропеза, а не в Ниццу.
Поскольку у них нечем было заплатить за гостиницу, я предложила Рейнольду
заночевать в машине. Он согласился и обещал утром закрыть машину и оставить под
стеклоочистителем записку, где мы сможем его найти. Мигель же останется в
гостинице со мной.
Когда мы вошли в гостиницу, консьержка вопросительно
посмотрела на меня. Я забыла, как странно выгляжу в сопровождении неопрятно
выглядевшего, заросшего хиппи в рваной одежде. Однако, она любезно согласилась
обменять мой одноместный номер на двухместный на две ночи. Отель был
переполнен, поэтому мне нужно было через двое суток снова вернуться в
одноместный номер.
Когда вошли в комнату, Мигель на сорок пять минут скрылся в
ванной. Появился он совершенно другим человеком – добела отмытым и мокрым после
купания. Он не только тщательно отскребся, но даже чуть-чуть укоротил шевелюру,
обстриг ногти, побрился и почистил зубы. Но что за зрелище после этого
представляла ванна! На полу настоящее половодье, всюду песок и волосы.
Чистый и свежий, Мигель стоял на пороге, робко улыбаясь мне.
У него было гибкое, золотисто-коричневого оттенка тело с легкой светлой
полоской вокруг чресел, куда сквозь плавки не смогло добраться солнце. На теле
почти не было волос, а его пенис был небольшим, очень деликатным.
Пока он вытирался досуха, я убрала ванную и приняла душ.
Затем мы вздремнули. Он заснул сразу же, как только его голова дотронулась до
подушки. Мне доставляло удовольствие наблюдать за ним, спящим и
удовлетворенным, а затем через несколько минут уснула и я, размышляя, как
приятно доставить удовольствие другому не только своим телом, но и ласковым
словом, поездкой, сладостями и сном в уютной постели.
Мы проснулись около восьми утра, оделись и нашли записку от
Рейнольда, в которой он просил встретиться с ним в «Ла Горилле», одном из
припортовых ресторанчиков. Это одно из тех местечек, где собираются хиппи и
торговцы наркотиками, оба паренька хотели сброситься и на весь имеющийся у них
капитал купить мне какой-нибудь травки. Я настояла вместо травки купить
фруктового сока и в свою очередь угостила их хорошим жарким с картошкой и
салатом.
Рейнольд, голодный как волк, проигнорировал приличия и в
один присест проглотил мясо с помощью пальцев, а затем то же проделал и с
овощами.
Я шепнула ему по-немецки.
– Не торопись, мужик. Порежь мясо и веди себя, как
человек.
Но было поздно, он уже все съел! Похоже, он по-прежнему был
голоден, поэтому я отдала половину своего бифштекса и овощи, и на этот раз он
ел медленно и цивилизованно. Мигель вел себя несколько лучше, но все равно
чувствовалось, что он не менее голоден, чем его приятель. Вдвоем они подчистили
все, что было на столе – пикули, булочки, даже крошки.
В тот день, когда стемнело, мы гуляли вокруг яхт-клуба и
наслаждались звуками ночного Сен-Тропеза: юноши на улицах, поющие и играющие на
гитарах, музыка, раздающаяся из дискотек, обеденный шум, доносящийся из
ресторанов и яхт. Куда бы мы ни шли, везде были музыка, смех и счастье.
Ночью мы с Мигелем занимались любовью. Между нами возникло
своего рода притяжение, и мы знали, что можем стать хорошими друзьями и
доверять друг другу. Он был не ахти какой любовник, но нам было хорошо вместе,
и я чувствовала себя покровительницей по отношению к нему.
Это была первая и последняя ночь, когда мы любили друг
друга. После нее мы спали вместе, обнимались и разговаривали, но без секса.
Когда мне пришлось переехать в свой одиночный номер, он спал на полу, и это
ему, оказалось, нравилось больше, чем кровать.
Еще через день парням нужно было уезжать. У них были друзья
в Париже, поэтому они покинули Сен-Тропез со спальными мешками и рюкзаками на
спине и с двумястами франков (пятьдесят долларов), которые я засунула в кошелек
Мигеля. Мы вместе хорошо провели время, но как всем странникам, которыми мы
трое были, пришла пора сказать «прощай» и продолжить свой собственный жизненный
путь.
22. Мама, посмотри… они голые!
Последний и короткий роман в Сен-Тропезе был у меня с
обыкновенным бельгийским предпринимателем, которому было около пятидесяти лет.
Однажды в полдень мы встретились в «Лестнице», когда он по-старинному галантно
отпустил мне комплимент и осведомился, не буду ли я так любезна, чтобы принять
приглашение отобедать. Я чувствовала себя одинокой, он тоже был одинок, поэтому
я с удовольствием согласилась. Он был одет, как одеваются банкиры, не очень
изысканно, но он был симпатичен и привлекателен, а главное, мужественен, и я
сразу же поняла, что это открытый, прямой и честный человек. Его звали
Фердинанд (и это не шутка!).
