Доминик зарабатывает бешеные деньги на своих произведениях,
в его распоряжении даже небольшая международная юридическая контора, стоящая на
страже его интересов. Он ведет исключительно интересный образ жизни, много путешествуя,
а его хобби являются классическая музыка, теннис и фехтование, хотя если бы
двум последним увлечениям он уделял больше времени, то был бы в гораздо лучшей
форме.
В три часа утра наш «вечер» кончился. Фиона поехала к себе,
а Доминик и я вернулись к нему в номер. Он гостеприимно выделил мне отдельную
комнату, к моему облегчению и радости, и объяснил, что утром уезжает в Западный
Берлин для участия в большой выставке своих работ, и не знает точно, когда
вернется.
– Все в порядке, – сказала я. – Я не против
побыть в одиночестве. Хотела бы как следует познакомиться с городом. Я всего
лишь на несколько дней задержусь здесь.
– Нет, нет, тебе не следует быть одной. У меня есть
молодой приятель, с которым я хотел бы познакомить тебя – с твоего разрешения,
конечно, – от знакомства с ним ты наверняка получишь удовольствие. Его
отец приобрел несколько моих работ, да и он тоже. Он несколько скован, а в
остальном в высшей степени интеллигентный молодой человек.
– Хорошо, если ты думаешь, что я получу удовольствие от
знакомства с ним…
– Да, думаю, что так. Он необычен для своего возраста…
Молодого человека звали Антонио, и я удивлялась, что же в нем такого
необычного. Неужели у него две головы или же у его пениса две головки? Гм-м,
это было бы и в самом деле необычно.
29. Миланский любовник
Когда на следующее утро я проснулась, хорошо отдохнув после
долгого, крепкого сна, Доминик уже уехал. В столовой лежала записка,
объясняющая, что где лежит. В ней также говорилось, что около полудня позвонит
Антонио, чтобы познакомиться.
Я побаловала себя поздним завтраком (или же ранним ленчем, в
зависимости от того, как его расценивать), а почти ровно в полдень зазвонил
телефон, и Антонио (для меня пока просто элегантный голос на другом конце
провода) спросил, не буду ли я так любезна провести с ним некоторое время для
экскурсии по городу.
Я поблагодарила за вежливое приглашение и сказала, что буду
готова через двадцать минут. Я прямо сгорала от любопытства познакомиться с
молодым человеком – обладателем такого приятного, интеллигентного голоса.
Как оказалось, мой полуденный новоявленный знакомый совсем
не был заколдованным чудовищем из «Аленького цветочка». Его надменное лицо с
тонкими чертами выдавало нервный характер. Ему было около двадцати четырех лет,
он был высокого роста, худощав и очень хорошо воспитан. Но более всего
впечатляло лицо: полные чувственные губы, заостренный нос, большие
зеленовато-коричневые глаза и густые черные волосы, опускавшиеся завитками на
уши. Действительно, интересное лицо!
Мы немного посидели за чашкой кофе, и Антонио показал себя
приветливым и охотно идущим на сближение. За короткое время я узнала о нем
очень много. Во-первых, он ненавидел полицию – результат проживания в странах
коммунистического блока. Его отец, итальянский еврей, которому удалось избежать
нацистских концлагерей, вскоре после войны выехал из Италии в Румынию с целью
открыть там фабрику. Тем временем Антонио с матерью оставался в Милане, пока
отец пробовал найти счастье в Бухаресте. Его счастье включало и то, что он
обзавелся молодой любовницей-румынкой.
В то время отцу Антонио было 63 года, а его любовнице – 18.
В течение нескольких лет их отношения были нормальными, а затем девица стала
предъявлять требования. Она, хотела, чтобы он тайно доставил ее вместе с
матерью в Италию. Он согласился, тут-то и начались неприятности.
Румынская полиция выследила и стала настойчиво преследовать
его, поэтому он вернулся в Италию и послал вместо себя в Бухарест сына, чтобы
он возглавил там дело.
Антонио очень быстро ухитрился попасть в беду и жил в
постоянном кошмаре, опасаясь, что в любой момент коммунистическая полиция
арестует его и бросит в тюрьму. Я так и не узнала, что же он совершил, что так
боялся ареста, или это был просто плод расстроенного воображения?
Кроме этого, он презирал свою мать-католичку за то, что она
третировала отца во время войны – фактически, до момента рождения Антонио.
Очевидно, она стала антисемиткой и чуть ли не отправила своего мужа в
концлагерь.
Он сказал также, что до войны Милан был одним из первых
итальянских городов, оказавших поддержку Муссолини и в то же время встал на
борьбу против немецкой оккупации. В войну город понес большие потери, многие
прекрасные здания были разрушены.
– Однако, красота все еще сохранилась, – сказал
Антонио, предлагая совершить прогулку в Брера, району вокруг школы изящных
искусств и музея Брера. Также в этом районе процветали черный рынок и торговля
наркотиками, а бары, расположенные там, часто посещались студентами-художниками
и молодой элитой города. Двумя наиболее популярными барами были «Бар дель
Анголо» на Виа Форментини и «Иль Негро». Антонио не знал, почему, но ему больше
нравился «Бар дель Анголо», туда мы и направились.
«Бар дель Анголо» занимал два этажа. На первом был только
ресторан, а на втором – бар и ресторан. Прямо с улицы мы попали в большое
помещение с деревянным полом и стойкой бара, а в дальнем углу расположилась
небольшая ресторанная зона, очень небольшая, примерно на десять столиков. Все
было выдержано в белых тонах, а на стенах висели старые плакаты, рекламирующие
кока-колу и различные старинные безделушки. В помещении находилось около ста
человек, всех их ловко и без задержки обслуживал круглолицый буфетчик, который,
казалось, любил и знал каждого.
Обстановка была очень приятной, должна признаться. Мы
провели очень мило два часа, беседуя со студентами и некоторыми хорошо
подкованными молодыми друзьями Антонио; казалось, что в этой смеси нищих
студентов-художников и молодых процветающих коммерсантов нет ничего необычного.
Правда, разница между ними все же была – студенты пили самое дешевое красное
вино, а коммерсанты – шотландское писки или выдержанное итальянское шампанское.
Оно по американским меркам было дешевым (около 2,5 долларов за литр в
магазинах). Дешевое красное вино (разливное) стоило 45 центов за литр. Миланцы
обычно ходят за вином в магазин с пустой посудой.
Трезвенница Ксавьера, конечно, и в этот раз довольствовалась
минеральной водой и лимонадом.
Когда подошел час обеда, Антонио повел меня в расположенный
рядом ресторанчик, который ему очень нравился. Там было не более шести столиков
со скатертями в красную и белую клетку; хозяева – сицилийцы и их родственники –
стряпали и обслуживали посетителей, причем блюда были приготовлены изумительно.
Антонио заявил, что поданная ему рыба-меч явно неземного происхождения, а я
занялась потрясающими спагетти с «сальса верде» – зеленым соусом, включавшем
оливковое масло, чеснок и свежую петрушку. Восхитительно!
После этого Антонио провел меня на Виа Фиори Чиари, узкую
улочку в районе Брера, упирающуюся в небольшую площадь, где происходили все
главные события. Там были хиппи всех стран и народов в своей обычной униформе –
поношенных синих джинсах, с немытыми и нечесаными волосами и в сандалиях.
Некоторые из них рисовали на холстах, другие прямо на тротуаре; кое-кто набрасывал
карикатуры на прохожих. Тут же были итальянцы, приторговывающие сигаретами с
«черного рынка», выпивкой и пластинками; были и нищие всех национальностей с
протянутой рукой и стандартной просьбой подать им шестнадцать лир, что
равняется десяти центам.
