И не оставил ничего.
Сегодня в игровом зале чиновников мало, хотя народу хоть отбавляй: играют, побеждают, проигрывают. Я вижу троих, которые наблюдают за самым большим игровым столом. Они очень серьезны в своих белых униформах, их лица кажутся более напряженными, чем обычно. И это странно. Обычно в зале двенадцать или даже больше чиновников низшего уровня, которые следят за порядком и за счетом игры. Интересно, где сегодня остальные?
Вероятно, где-то что-то не в порядке.
Но здесь, по крайней мере, хоть что-то в порядке: Кай с нами. Один раз, пока мы с Ксандером пробирались сквозь толпу, я ловлю взгляд Кая в надежде дать ему знать, что я читала его историю, что думаю о нем. Он идет следом за мной, и мне хочется обернуться и дотронуться до его руки, но нельзя — слишком много свидетелей. Единственное, что я могу, — это помочь ему избегать опасности и сказать то, что я хочу, когда место и время позволят мне это сделать. И помнить его слова, его рисунки, даже если я хочу, чтобы такого никогда с ним не случалось.
Его родители умерли. Он видел, как это произошло. Смерть пришла с неба, и он это вспоминает каждый раз, когда идет дождь.
Ксандер останавливается, и мы тоже. К моему удивлению, он делает жест в сторону стола, где играют один на один. Обычно Ксандер не играет один на один. Он предпочитает групповые игры, где ставки выше и в игру вовлечено больше людей. Там ярче проявляются его способности — больше вариантов, больше выбора.
— Будешь играть? — спрашивает Ксандер.
Я оборачиваюсь, чтобы взглянуть, к кому он обращается.
К Каю.
— Давай, — говорит Кай без колебаний. Ни тени сомнения в его голосе. Он смотрит на Ксандера ожидании дальнейших предложений.
— В какую игру хочешь сыграть: «на мастерство» или «на везение»? — В его голосе нет вызова. Он спокоен так же, как и Кай.
— Мне все равно, — отвечает Кай.
— Тогда давай «на везение», — предлагает Ксандер, и это опять удивляет меня. Ксандер терпеть не может играть «на везение». Он предпочитает демонстрировать мастерство.
Эми, Пайпер и я стоим, наблюдая, как Ксандер и Кай садятся и сканируют свои карты прибором на столе. Ксандер достает игральные карты, красным с черными метками в центре, и складывает колоду двумя точными ударами ее краев по металлической поверхности стола.
— Хочешь идти первым? — спрашивает Ксандер Кая. Тот кивает и берет карты из колоды.
— Во что они играют? — спрашивает кто-то около меня. Ливи. Она здесь ради Кая, я уверена в этом. Собственническим взглядом она следит за его руками над картами.
«Нечего тебе смотреть на его руки, они не твои», — мысленно говорю я ей, но тут же вспоминаю, что они и не мои тоже. Мне надо смотреть на Ксандера и надеяться, что выиграет он.
— «Дилемма узников», — произносит Эми рядом со мной. — Они играют в «Дилемму узников».
— Что это такое? — спрашивает Ливи.
Она не знает эту игру? Я поворачиваюсь к ней с удивлением. Это одна из самых простых и популярных игр. Эми шепотом, чтобы не мешать игрокам, старается объяснить это Ливи.
— Оба одновременно выкладывают по одной карте. Если обе карты четные, игроки получают по два очка. Если нечетные, — по одному.
Ливи прерывает Эми.
— А если одна четная, а другая нечетная? — спрашивает Ливи.
— Если так, то игрок, у которого выпала нечетная карта, получает три очка, а у которого — четная, получает ноль.
Глаза Ливи останавливаются на лице Кая. Даже если она, как и я, изучила это лицо во всех подробностях, в чем я сомневаюсь, — все равно она ничего о нем не знает, думаю я ревниво. И была бы она так заинтересована, если бы знала о его статусе «Отклонение от нормы»?
И тут мне приходит в голову мысль, от которой я холодею: а была бы я так заинтересована, если бы не знала о его статусе? Ведь я не обращала на Кая особого внимания, пока не узнала об этом. «И пока не увидела его лицо на микрокарте, — напоминаю я себе. — Естественно, это вызвало мой интерес. Кроме того, я вообще никем не интересовалась до своего Обручения».
И тут я ощущаю легкий шок, подумав, что увлечение Ливи, возможно, более чистое, чем мое, благодаря ее неосведомленности: она просто интересуется им. Никаких тайных причин. Никаких сложностей. Естественное влечение именно к нему.
Но вдруг я сознаю, что все может быть не так просто. Ведь и она может скрывать что-то. Каждый может что-то скрывать.
Я снова переключаю внимание на игру. Пристально наблюдаю за лицами Кая и Ксандера. Они оба смотрят не мигая, не задумываются перед ходом, их движения решительны.
В конце концов, это не имеет значения. Кай и Ксандер заканчивают игру с одинаковым числом очков. Оба не выиграли и не проиграли.
— Выйдем на минутку, — говорит Ксандер, дотронувшись до моей руки. Мне хочется взглянуть на Кая, прежде чем я сплетаю свои пальцы с Ксандером, но я не делаю этого. Я тоже должна играть свою роль. Кай поймет.
Но поймет ли Ксандер? А если бы он знал оба мне и Кае, о тех словах, которыми мы обмениваемся на холме?
Гоню эту мысль прочь, пока иду за Ксандером от стола. Ливи немедленно проскальзывает на его место за столом и вступает в разговор с Каем. Выходим в пустой коридор. Я думаю, не хочет ни он поцеловать меня и как мне вести себя в таком случае. Вместо этого он шепчет мне в ухо и в сердце:
— Кай отдает игру.
— Что?
— Он нарочно проигрывает.
— Но вы же сыграли вничью. Он не проиграл. — Не понимаю, куда Ксандер клонит.
— Не сегодня. Потому что мы играли «на везение». В игре «на мастерство» он всегда проигрывает. Я наблюдал за ним. Он старается, чтобы этого никто не заметил, но я уверен, что он проигрывает нарочно.
Я смотрю в упор на Ксандера, не зная, как реагировать.
— Игру «на мастерство» гораздо легче проиграть, особенно при игре большими группами. Или игру фишками; можно поставить фишку в проигрышное место, и это выглядит естественно. Но сегодня, при игре «на везение», один на один, он не проиграл. Он не дурак, он знал, что я за ним слежу. — Ксандер усмехается, но затем его лицо выражает недоумение: — Одного я не понимаю. Зачем ему это надо?
— Что это?
— Зачем он проигрывает так много игр? Он знает, что чиновники за нами наблюдают. Знает, что они ищут хороших игроков. Знает, что наше умение играть может повлиять на ту работу, которую они нам в будущем предложат. Это бессмысленно. Почему он не хочет дать им понять, что он умен? А он действительно умен.
— Ты ведь не собираешься рассказать это кому-нибудь еще? — Я вдруг начинаю очень беспокоиться за Кая.
— Конечно нет, — отвечает Ксандер задумчиво. — У него, должно быть, есть свои причины. Я их уважаю.
Ксандер прав. У Кая есть свои причины, и они достойны уважения. Я прочла о них на последней салфетке, на которой есть пятна от томатного соуса. Но они выглядят как кровь. Засохшая кровь.
