— Хочет ли кто-нибудь быть первым?
— Я хочу, — говорит моя мама, выступая вперед.
— Нет! — кричу я, но отец взглядом останавливает меня. Я знаю, что он хочет сказать мне. «Она делает это для нас, для тебя». И, по-видимому, он знает, что это не опасно.
— Я тоже готов, — заявляет он и встает рядом с мамой. Вместе, на наших глазах они глотают свои таблетки. Чиновник обследует рты моих родителей и коротко кивает.
— Они растворяются за секунды, — объясняет он всем. — Слишком быстро, чтобы выплюнуть их, но это и не нужно. Они не причинят вам вреда. Все, что они сделают, — просветлят ваше сознание.
«Все, что они сделают, — просветлят ваше сознание». Ну, конечно. Теперь я понимаю, для чего они заставляют нас принимать таблетки. Чтобы мы забыли, что случилось с Каем. Забыли, что враг выигрывает войну в Отдаленных провинциях и что есть деревни, где никого не осталось в живых. И я понимаю, почему нас не заставляли принимать красные таблетки, когда случилось несчастье с родным сыном Макхэмов. Потому что мы не должны забывать, как опасны могут быть «Аномалии». И как беззащитны были бы мы, если бы Общество не изолировало их вовремя.
Интересно, они тогда нарочно выпустили человека со статусом «Аномалия»? Чтобы напомнить нам о своей власти?
Что они скажут после о том, что случилось с Каем? Какую сказку преподнесут нам вместо правды? И что будет дальше? Заставят принимать зеленые таблетки, чтобы успокоиться после полного забвения?
Я больше не хочу быть спокойной. И не хочу забывать.
Чем сильнее моя боль, тем лучше должна я помнить всю его историю, потому что это история его боли.
Мама оборачивается взглянуть на меня, и я боюсь, что увижу ее пустые глаза, отсутствие в них всякого выражения. Но она выглядит нормально, так же, как и отец.
Вскоре все выстраиваются в один ряд с красными таблетками на ладонях, готовые принять их и возвратиться к обычной жизни. Что мне делать, когда они обнаружат, что я избавилась от своей таблетки? Я смотрю вниз, на траву под моими ногами, думая увидеть хоть крошечный красный кусочек. Вместо этого я не вижу вообще ничего. Ни одного красного пятнышка на траве. Наверное, я уничтожила ее полностью.
У Брэма вид испуганный, но и взволнованный. Ему по возрасту еще не полагается носить при себе красные таблетки, поэтому отец дает ему запасную из своего контейнера.
Чиновница начинает проверять людей. Она двигается все ближе и ближе ко мне, но я не могу оторвать взгляд от Брэма и потом от Эми, когда она принимает таблетку. На секунду я вспоминаю свой сон, и меня охватывает ужас при виде ее. Но ничего не происходит. Ничего, что я смогла бы разглядеть.
Потом наступает очередь Ксандера. Он оглядывается, видит, что я за ним наблюдаю, и его лицо искажает гримаса боли. Я хочу отвернуться, но не могу. Смотрю, как Ксандер кивает мне и поднимает красную таблетку по направлению ко мне, будто тост.
Прежде чем я вижу, как он ее принимает, кто-то встает передо мной, отделяя меня от всех и всех от меня. Это чиновница.
— Покажите, пожалуйста, вашу таблетку, — говорит она.
— Она здесь, — я вытягиваю руку, не раскрывая ладонь.
Кажется, я почти вижу ее улыбку. И хотя я знаю, что у нее есть запасные таблетки — я их вижу, — она мне вторую не предлагает.
Ее взгляд устремляется вниз, к траве у моих ног, и затем обратно, к моему лицу. Я поднимаю руку, делаю вид, что кладу что-то в рот, с трудом глотаю. Она переходит к следующему человеку.
И хотя все получилось, как я хочу, я ненавижу ее. Она хочет, чтобы я помнила, что здесь произошло. Что я сделала.
ГЛАВА 30
Когда тьма наконец рассеивается, наступает тусклое, жаркое утро цвета темной стали, утро, лишенное объема и глубины. Дома вокруг меня похожи на декорации для фильма, они могли бы быть картинкой на экране. Мне кажется, если пойти далеко-далеко, то упрешься прямо в этот холст или пройдешь через бумажную стену, за которой черная бесконечность и конец всему.
Как-то я сумела избавиться от страха, но теперь погружаюсь в состояние полного безразличия, которое, наверное, еще хуже. Зачем тревожиться о тусклой планете, населенной тусклыми людьми? Кому нужно место, где нет Кая? Я понимаю — вот одна из причин, по которой он мне так нужен. Когда я с ним, я чувствую.
Но он ушел. Я видела, как это случилось. Я сделала так, что это случилось.
«Интересно, у Сизифа было так же? — думаю я. — На минуту остановиться и сконцентрировать силы на том, чтобы камень не сорвался вниз и не раздавил тебя, прежде чем ты сможешь хотя бы подумать о том, чтобы снова карабкаться вверх...»
Красная таблетка подействовала почти сразу после того, как офицеры и чиновники сопроводили нас домой. События последних двенадцати часов испарились из памяти моих домашних. Спустя час прибыли новые контейнеры с таблетками и объяснением, в котором было указано, что старые таблетки были признаны негодными и изъяты ранее утром. Члены моей семьи принимают это объяснение без вопросов. У них есть другие причины для беспокойства.
Мама в недоумении: куда она положила свой рабочий датапод, когда закончила дела вечером? Брэм не может вспомнить, выполнил ли он письменное домашнее задание.
— Милый, включи скрайб и проверь, — советует расстроенная мама. Отец тоже выглядит несколько вялым, но не таким запутавшимся. Думаю, он испытывал действие красных таблеток и раньше, возможно, даже не раз из-за своей работы. И хотя действие таблетки продолжается, он выглядит не таким смущенным и дезориентированным.
И это хорошо, потому что чиновники еще не прекратили терзать нашу семью.
— Частное сообщение для Молли Рейес, — объявляет невыразительный голос из порта.
Мама удивленно поднимает голову.
— Я опоздаю на работу, — слабо протестует она, хотя тот, кто передал сообщение, не может ее слышать. И не может видеть, как она распрямляет плечи, прежде чем подойти к порту и взять наушник. Экран темнеет, изображение видно только с того места, где она стоит.
— Что теперь? — спрашивает Брэм. — Мне подождать?
— Нет, езжай в школу, — говорит отец. — Не хватает еще, чтобы ты опоздал.
Уже у двери Брэм досадует:
— Я всегда все пропускаю.
Жаль, я не могу сказать ему, что это неправда, но действительно ли я хочу, чтобы он помнил, что случилось сегодня утром? Что-то происходит со мной в тот момент, когда я смотрю на выходящего из дома Брэма. Все опять обретает реальность. Брэм реален. Я реальна. Кай реален, и мне нужно начинать его поиски.
Немедленно.
— Я еду в Сити на все утро, — говорю я отцу.
— Разве ты не едешь на восхождение? — спрашивает он, но потом трясет головой, будто желая прояснить ее. — Извини. Вспомнил. Летний активный отдых рано закончился в этом году, да? Поэтому и Брэм пошел в школу вместо бассейна. Сегодня утром у меня голова как в тумане.
