Я подняла голову и поняла: Костя беседует с
Земой! Идиот, пропивший последний ум, принял кенгуриху за соседку!
В полном негодовании я собралась выпрямиться и
сказать Якобинцу пару ласковых. Значит, у Земы глаза более выразительные, чем у
меня? Черт знает что такое! Но я не успела осуществить задуманное, события
начали развиваться слишком стремительно.
Костя вытянул руку и схватил Земфиру за лапу.
– Ах ты ягодка, – просюсюкал
он, – давай поцелую…
В ту же секунду кабина замерла, дверки
разъехались в разные стороны, и с лестничной клетки послышался визгливый голос
Верки:
– Приперся, урод? Получку принес, хрен
горбатый?
Костя отпрянул от Земы, кенгуриха со вкусом
чихнула и сделала ленивое движение лапами… Поверьте, это был удар настоящего
боксера, Николай Валуев посинел бы от зависти, увидав этот апперкот.
Якобинец полетел по воздуху, причем Костя
передвигался молча. Алкоголик пересек небольшое пространство между лифтом и
своей квартирой, сшиб Верку, стоявшую в раскрытых дверях, и исчез в глубине
помещения. Через пару секунд раздался оглушительный звон – судя по звуку,
Якобинца донесло аж до кухни.
Я с уважением посмотрела на Земфиру. Однако
она молодец, способна постоять за себя, уже второй раз нокаутирует пьянчугу.
Кажется, у нас появилась своя традиция.
– Что это было? – простонала Верка,
поднимаясь.
Я живо отперла дверь и, впихнув опять ставшую
сонной Зему в прихожую, ответила:
– Да вот твой Костя решил к моей теще
пристать, полез спьяну целоваться и получил в нос.
– Ах гнида! – заорала Верка. –
Трупофоб проклятый, уже к старухам клеится!
– Наверное, ты хотела сказать
геронтофил, – решила я поправить соседку.
– Скотина! – пошла она
вразнос. – Лампа, ты уж извини нас. Сама знаешь, как супруг набухается,
совсем плохой становится. А бабка у тебя крепкая. Надо же, как моего
шандарахнула!
– Да, прикольная старушка, –
согласилась я, – лучше ей под лапу, то есть под руку, не попадать.
Едва я очутилась в родном жилище, как
наткнулась на Кирюшу, который лихорадочно завязывал шнурки.
– Ты куда? – изумилась я.
– На улицу.
Хороший ответ, четкий и правильный. А то я
думала, что Кирюша собирается в кроссовках пойти в душ.
– И зачем?
– Капа пропала, – доложил
Кирик, – Степаныч ее не привел.
– Не может быть! – испугалась я.
– Он собак пронумеровал, – нервно
пояснил Кирик, – Капа имела на спине цифру четыре. Может, это поможет ее
найти?
Тут только я поняла, что мне показалось во
дворе странным: я видела стаю, машинально отметила – какого-то номера не
хватает, но, вместо того чтобы забить тревогу, стала знакомиться со Степанычем.
По спине прошел озноб, я испугалась: мопс абсолютно неприспособлен для жизни на
улице. Хорошо хоть сейчас тепло и нет дождя.
Почти час мы с Кирюшей носились по пустырю и
окрестным дворам, выкрикивая:
– Капа, Капуся, Капуччина, Капень…
Собачка словно сквозь землю провалилась.
– Орешки кешью! – заорал, пытаясь
соблазнить мопсиху, мальчик.
– Колбаса! – подхватила я. –
Сыр, Капуля, сыр!
– Изюм!
– Конфеты!
– Зефир!
– Мармелад! – надрывались мы по
очереди.
В конце концов сдались.
– Только бы под машину не попала… –
возвел глаза к небу Кирик, – Лампа, иди глянь на дороге, ну там, у палатки
с курами гриль!
В сотне метров от нашего дома находится ларек,
где торгует тихая Маша. Вероятнее всего, у девушки в паспорте указано иное имя,
но постоянные покупатели знают черноглазую, черноволосую, смуглую красавицу именно
как Марусю.
Куры на вертелах готовятся у нее
круглосуточно, и мне непонятно, когда Маша спит. В какое время ни подойдешь к
будке, смуглянка всегда за прилавком, стоит, улыбается и спрашивает: «Тебе, как
всегда, побольше и позажаристее?»
Запах от гриля течет над улицей, и наша Капа
во время прогулки пару раз пыталась удрать к месту, где румянятся цыпы. Но ей
ни разу не удалось завершить операцию – злые хозяева, осведомленные о
пристрастиях мопсихи, всегда начеку. Но сегодня-то стаю опрометчиво отпустили
со Степанычем! А прямо за будкой Маши простирается широкая улица, движение на
которой не останавливается даже за полночь.
Мне стало жутко, ноги подкосились.
– Иди, Лампа, – прошептал
мальчик, – больше ей некуда деться.
– Почему я? – пискнула я.
– Потому что я не могу, – честно
признался Кирюша и малодушно юркнул в подъезд.
Еле-еле переставляя ноги, я побрела к ларьку.
Надеюсь, вы никогда в жизни не попадете в подобную ситуацию, когда идешь и
понимаешь – ничего хорошего тебя там, впереди, не ждет, сейчас ты увидишь нечто
ужасное и станет ясно: произошло несчастье, изменить ситуацию невозможно, это
конец. Но и не пойти тоже нельзя, потому что никто, кроме тебя, не сумеет это
сделать, остальным страшно и горько. Услышать о несчастье легче, чем увидеть
тело Капы…
Еле живая, я дотащилась до киоска и осторожно
перевела дух: никаких сбитых собак или следов крови нет.
– Что хочешь? – высунулась из окошка
Маша.
– Здравствуй, – сказала я.
Девушка улыбнулась.
– Привет.
– Не видела ли ты Капу? – поинтересовалась
я.
Маша великолепно знает наших собак по именам –
иногда я, крепко держа поводки, подхожу к будке за курицей. Вся стая стоит
смирно, а Капудель начинает танцевать на задних лапах, выпрашивая у продавца
кусочек жареной грудки, и очень часто получает его.
– Капу? – переспросила Маша.
Я кивнула.
– Знаешь, – сказала девушка, –
я тут на пять минут в туалет отбегала, может, она в тот момент за курицей и
подходила? Странно, что не подождала, я записку повесила: «Сейчас вернусь»,
можно было прочитать.
Я изумилась. Неужели Маша предполагает, что
Капа умеет читать? Но потом поняла – она просто шутит – и решила попросить у
нее помощи:
– Маш, можно на твой ларек объявление
наклеить?
Девушка склонила голову набок.
