– На фиг она мне нужна? – изумился
проводник, старательно удерживая башню из пластиковых упаковок с макаронами
мгновенного приготовления.
– Прекратите грубить! Забирайте
пассажира. Вы обязаны это сделать.
– Только на ходу, – заявил вдруг
дядька, – не на стоянке.
Я онемела от возмущения, потом топнула ногой.
– Хотите сказать, что в шестой вагон люди
вскакивают во время движения? Знаете, я встречала хамов, но вы уникальный
вариант. Неужели не видите, что перед вами очень пожилая женщина! Шутник фигов!
– Сама идиотка, – беззлобно ответил
проводник. – Мы вагон-ресторан!
Я заморгала.
– Но тут номер! Шестой!
– Точно, но не вагона, а
ресторана, – пустился в объяснения повар, – мы шестые по пищеблокам.
Пятый, например, прицепили к Морску, четвертый ушел на…
– Где шестой вагон? – взвыла
я. – Не с кастрюлями, а с полками?
– Не знаю, – меланхолично ответил
кулинар и уронил коробку с лапшой.
Я наклонилась, подняла невесомый лоточек и
внезапно удивилась еще больше:
– Зачем вам малоаппетитная лапша? Ведь вы
служите в вагоне-ресторане.
– Че, я похож на самоубийцу? –
заржал повар. – Чтоб я тут ел? Да никогда!
Я схватила старушку за локоть.
– Олимпиада Тимофеевна!
– Да, милая? – ласково заулыбалась
бабуля.
– Если захотите пообедать, ни в коем
случае не ходите в местный трактир на колесах!
– О, в поезде можно кофе попить? –
обрадовалась старушка. – Великолепная идея.
Тяжело дыша, я доставила Олимпиаду назад к
штабному вагону и завизжала:
– Сергей!
– Опять вы? – изумился
бригадир. – Что на сей раз?
– Отправление поезда две тысячи сто через
пять минут, – ожило радио, – провожающих просят освободить вагоны.
Поезд номер двенадцать отходит через десять минут.
Я потрясла головой. Если составы сдвоили, то
как они могут стартовать в разное время? Но не в этом проблема.
– Где шестой вагон?
– Ну там, – неопределенно махнул
рукой бригадир, – в конце. Дайте билет!
Я протянула ему розовую бумажку.
– Ерунда какая-то, – почесал в
затылке юноша. – Место номер сто шестьдесят четыре… Вечно в кассе
напутают! Ладно, иди туда. Через три вагона твой.
Я оглянулась, бабушка исчезла.
– Олимпиада Тимофеевна, – в ужасе
заорала я, – вы где? Ау!
Никто из снующих по перрону людей не обратил
внимания на мой истошный крик, царящая вокруг неразбериха напоминала ад.
Впрочем, думаю, у чертей больше порядка, чем на вокзале. Толпы потных людей
тащили в разные стороны багаж, плакали дети, матерились мужики, ругались
женщины. На общем фоне легко можно было вычислить сотрудников МПС – они
сохраняли пофигистский вид и и невозмутимое молчание. Зато радио надрывалось по
полной программе:
– Граждане провожающие! Поезд бр-бр-бр-бр
отправляется с хр-мр пути. Счастливой вам дороги!
Состав, около которого в почти обморочном
состоянии находилась я, дернулся и лихо покатил вперед, мои глаза закрылись.
Все, можно прощаться с жизнью. Я не сумела посадить в вагон Олимпиаду
Тимофеевну, потеряла старуху, навряд ли ее невестка теперь отдаст Кирюше четки…
– Очень вкусное мороженое, –
затараторило рядом знакомое контральто, – я взяла и вам тоже.
Я приподняла одно веко. Вот она, милая
бабушка, улыбается и протягивает мне пломбир.
– Олимпиада Тимофеевна! Душенька! Куда вы
запропастились? – старательно сохраняя спокойствие, спросила я.
– За рожком отлучилась вон к тому
киоску, – мирно сообщила пенсионерка.
– Что же нам теперь делать? –
риторически поинтересовалась я.
– Случилась неприятность? –
испугалась Олимпиада.
– Дела идут отлично. Вы не помните
телефон вашего сына?
– Ленечка в Тибете, – разумно
ответила бабуля, – в монастыре, там звонки запрещены.
– Хорошо. А где невестка?
– Кларочка? Так в родильном доме, –
вновь продемонстрировала ясную память Березняк.
– Алиса когда придет домой? –
цеплялась я за последнюю надежду.
Олимпиада засмеялась.
– Ангел мой! Кларочка великолепная мать.
Леня уже полтора года безвылазно в монастыре, а невестке скоро рожать. Вот она
все и предусмотрела – дочку Алисочку отослала к своей матери в Ижевск, а меня
вот тоже вон из Москвы. Понимаете, боюсь я одна оставаться. Днем еще ничего, а
ночью страшно, совершенно не сплю. Кларочка две недели в клинике проведет, вот
и решила меня малой скоростью к своей сестре отправить, как кошку на
передержку. Ха-ха-ха! А где наш самолет? Скоро взлетим? Вы не представляете,
как я внука жду! Надеюсь, у Кларочки родится мальчик.
Моя голова пошла кругом. Олимпиада явно
пребывает в маразме, теперь мне это ясно. Понятно и другое: старуху невозможно
оставить одну дома. Поезд мы упустили. Однако Клара хороша! Муж полтора года
кукует в Тибете, а супруга собралась рожать. Простите, от кого? Или монахи
отпускали Леонида на побывку? Ладно, это не мое дело. Но как же теперь
поступить?
– Это Брыльск? – вдруг обрадовалась
Олимпиада. – Как мы быстро добрались! Вот вам и компьютерные технологии,
зря их ругают. Я моргнуть не успела.
– Пошли, – приказала я.
В конце концов, у нас дома живут Эльза, Руди,
кенгуру и Степаныч, Олимпиада Тимофеевна компании не испортит. Пока оставлю
бабушку на попечение кого-нибудь из гостей, а Кирюша пусть решает, что с ней
делать. Кто заварил кашу, тот ее пусть и расхлебывает. Лично мне уже никакого
домика не хочется!
Дверь нашей квартиры открыл Степаныч.
– Никаких происшествий с личным составом
не произошло! – отрапортовал он. – Эльза и Руди на работе, Кирилл
приедет через час. Номер четвертый, мопс Капа, исчез. Но группа собак помещение
не покидала, мопс Капа находится в квартире. Осуществляю локальные поиски. За
побег накину срок.
– Это Олимпиада Тимофеевна, –
представила я спутницу. – Степаныч, возьми ее на довольствие. Она, того,
очень хорошая.
