Он опустил глаза, словно что-то черное и ядовитое вот-вот могло просочиться на поверхность земли.
— Глупцы утверждают, будто тут, у нас под ногами, сокрыты чертоги короля эльфов, Гвин-ап-Нудда. Потому и церковь посвятили святому Михаилу, ангелу-воину — дабы изгнать старые предрассудки.
— К несчастью, церковь не защитила от землетрясения, — сказал доктор Джон в свойственной ему простой манере составителя описи.
Доктор Ди, однако, подумал: «Что в действительности это могло бы значить?» Ведь доктор Ди знал достаточно много, чтобы считать язычество предрассудками, допуская, что познания этих людей — этих самых друидов — во многом превосходили в те времена наши знания о силах, заключенных в недрах земли. Или, по крайней мере, могли узнать больше нас, пользуясь естественной магией и изучая природу. Ибо те ничтожные люди — ведали они об этом или же нет — жили во времена, когда Пифагор слушал музыку звезд.
— Землетрясение? — угрюмо ухмыльнулся Файк. — Ярость короля Гвин-ап-Нудда потрясла холм. Так вам скажут крестьяне. В страхе перед королем эльфов они продолжают почитать его, боясь, как бы тот не разрушил их жалкие хижины. И народ всегда подстрекают ведьмы, что украдкой приходят на этот холм, обуреваемые убеждением, будто это место способно наделить их особой силой.
Я взглянул на другой край холма. Миссис Борроу исчезла теперь за вуалью тумана, и что-то отяжелило мне душу. Я обхватил плечи руками, желая оказаться вдали отсюда, вдали от этого человека, и подумать о том, чем может наделить это место меня.
И снова увидеть ее.
— Мне кажется, — сказал я, — раз этот холм превратился после падения церкви в оплот язычества, то, быть может, самый надежный способ удержать зло в страхе — отстроить заново церковь?
Файк покачал головой.
— Может быть. Но в лучшие времена. Не сейчас. Прежде чем хотя бы предпринять попытку реставрации церкви — в который раз, — всю землю под камнями и вокруг них, саму почву должно очистить от скверны.
— Каким образом? — спросил я. — Через обряд освящения?
— И трехкратной ежедневной молитвы. Кроме того, я добиваюсь через церковный суд разрешения на то, чтобы запретить доступ на холм всем мирянам… пока мы не поймем, как лучше всего вернуть ему прежнюю святость.
— Поэтому вы окружили себя церковниками?
Я подразумевал двух монахов, из которых с нами остался только один: старый монах уселся на траву в нескольких ярдах от нас и читал маленькую книжку, названия которой я не мог разобрать.
— Доктор Джон, — ответил Файк. — Пусть у вас не будет никаких сомнений. Я сам — человек церкви. Закон страны и закон божий, наконец, едины, и я намерен блюсти их оба.
У меня имелись возражения; у доктора Джона не было ни одного.
— Когда в молодости я стал монахом аббатства, незадолго до его гибели, — сказал Файк, — мои старшие братья, бывало, поглядывали сюда, на этот холм, вздрагивали и говорили: «Кто остановит тьму, когда нас не станет?»
— Они предвидели судьбу аббатства?
— Мы все знали, что это случится. — Файк медленно вздохнул. — В то время, унаследовав эти земли от дяди, я думал, что мне повезло больше, чем моим братьям. Поначалу я не осознавал, что вместе с наследством получил и страшно тяжелый груз ответственности. Господь выдвигает нас на те роли, на которых мы наилучшим образом можем выполнять его поручения.
Туман сгустился сильнее, и вместе с ним начали путаться мысли. Я начал видеть в Файке человека, перешедшего на узкий путь пуританства, но все было здесь не так просто.
— Здесь самая святая земля во всей Англии, — сказал он. — Благословленная самим Спасителем и потому наделенная редкой духовной силой. Но кое-кто хочет ее осквернить, жаждая удовлетворения своих земных похотей и плебейских желаний. В отсутствие аббатства надлежит воздвигнуть бастион на пути нечисти, иначе город превратится в сточную яму.
— Вы правы.
Никто не смог бы отрицать смысл сказанного, однако…
— Я встречался с некоторыми из моих бывших братьев, и вместе мы читали молитвы. А затем, будто в ответ на наши молитвы, божьи люди шли к нам и вступали в наши ряды. Видно, Господу было угодно, чтобы мы собирали утраченные знания.
Должен признать, их цель мало чем отличалась от поставленной мною задачи создания государственной библиотеки.
— Вы подписались под петицией монахов, просивших королеву Марию о реставрации аббатства?
— Это было бессмысленно, — ответил Файк. — Времена меняются. Господь являет нам иные пути.
— Школа?
Школы и колледжи выжили во время падения монастырей и процветали. Как выпускник Кембриджа и Лёвена, я хорошо знал, насколько влиятельным может быть слой крепких умов. И насколько порой может быть разрушителен.
— Благородные семейства со всей Европы отправляли своих сыновей на учебу в наше аббатство. И мы намерены возродить былую традицию… разумеется, в новом духе. Правда, мы начали с того, что получили благословение епископа Уэльского, который, как вам известно, доктор Джон, ныне оказался в опале. Но могу заверить вас, что здесь каждый из нас покончил с папизмом и готов присягнуть в верности королеве, как духовному главе…
— Это меня не касается, сэр Эдмунд.
Если бы существовали причины сомневаться в его преданности, то едва ли он остался бы до сих пор мировым судьей. И уж тем более испытание его религиозной лояльности не было заботой доктора Джона, королевского антиквара.
— Что же касается вашей миссии, — продолжал Файк, — то полагаю, самым важным в монастырях были не здания и не собранные в них богатства, ныне развеянные, точно ветром. Но глубина знаний и мудрости, накопленные монахами. Что должно и будет жить дальше.
Доктор Ди согласился бы с этим безоговорочно; доктор Джон промолчал. Тот монах, что постарше, уже поднялся на ноги и, оторвав взгляд от книги, расплылся в елейной улыбке. На нем была мягкая черная шапка, а его борода напоминала заостренную лопату.
— Он не слышит нас, — сказал Файк. — Брат Михаил глух и нем. Дело в том, что однажды ему был блаженный сон, а поутру он проснулся, потеряв дар речи и слуха. С тех пор разговоры людей не отвлекают его, ибо он слышит лишь голоса ангелов. Потому, как вы понимаете, его нравственные и духовные суждения… весьма ценны.
— Значит, он один из тех, кто предвидит?..
— Никому, — ответил Файк, — не следует пренебрегать словами ангелов.
Мне тут же захотелось узнать об этом подробнее. Хотелось узнать, настанет ли когда-нибудь день, когда я сам с радостью пожертвую собственным даром речи и зрением ради того, чтобы обрести способность внутреннего общения с высшими сферами. Сколько было в моей жизни ночей, когда от отчаяния и гнева я охотно пошел бы на эту сделку!
— Так не желаете ли, — Файк подошел ко мне ближе, — осмотреть мои владения, доктор Джон?
