– Но продавец очень легко избавился от
«Аргуса».
– А у нас не получается.
– Ладно, – согласилась я, –
давайте с собак стащим.
Члены стаи, словно поняв, о чем идет речь,
покорно сели. Выглядели они комично, вместо голов – круглые черные пакеты. Это
у Рамика, Рейчел и Мули. У более мелкой Ады шлем спускался на грудь, а Феня и
Капа оказались упакованы по пояс – этакие полущенки-полумешки.
– Попробуй, – мрачно предложила
Лиза.
Я наклонилась к Рейчел и попыталась освободить
ей морду. Куда там! Основание шлема намертво «налипло» на мускулистую шею,
никаких шнурочков у шлема не было и в помине.
– Ну и глупость вы сделали! –
налетела я на детей. – С какой стати напялили на собак невесть что?
– А кто купил это «невесть что»? –
напомнила Лиза. – Мы хотели лишь испытать его.
Но я уже разозлилась:
– Это должно легко стаскиваться.
– Объясни как?
– Ну… так!
– Отличная инструкция, – прошипела
Лизавета, – «так» это как?
– Да очень просто!
– Не выходит.
– Вы не способны даже мешок с головы
сдернуть!
– Сама попробуй. Напяль на себя, а потом
освободись, посмотрю на тебя, – простонал Кирюша.
– У меня-то получится.
– Действуй! Ага, боишься! Слабо тебе!
– Ерунда! – выкрикнула я, схватила
новый пакет, встряхнула и натянула на голову.
Что-то противно мягкое, похожее на
прикосновение улитки, сжало шею. На секунду я вздрогнула, потом поняла, что
довольно свободно дышу, хотя «Аргус» выглядит совершенно целым, в нем нет ни
дырок, ни щелей, ни шлангов, ведущих к баллонам с воздухом. Да и обзор хороший.
Такой эффект наблюдается в тонированной машине. Снаружи стекла кажутся
непробиваемо черными, а изнутри они почти прозрачные. И слышно вполне
нормально, не так остро, как всегда, но это ерунда.
– Ну и продемонстрируй нам способ
избавления от сего противогаза, – ехидно предложил Кирюша.
– Пустяковое дело, тут есть шнурок!
– Ждем не дождемся!
Я пошарила пальцами вокруг шеи. Ничего,
никаких тесемок, ниток, ремешков…
– Ну и как? – хихикнула Лиза.
– Не нашла.
– Мы тоже.
– Подумаешь, – я решила не
сдаваться, – запросто освободимся.
– Мы уже пытались, – хором сообщили
дети, – ни фига!
– Вы просто не были настойчивыми.
– Ладно, – не стала спорить
Лизавета, – уж ты, будь добра, стащи это с себя и с нас заодно.
– Мы-то косорукие, – заерничал
Кирюшка, – глупые, неразумные, ленивые…
Слушая его, я пыталась избавиться от «Аргуса».
Сначала хотела сдернуть его, но кольцо, мягко сжимавшее шею, не позволило это
сделать! Подергав шлем из стороны в сторону, я решила попросту разорвать его, и
вновь потерпела неудачу.
– Ну и как? – поинтересовалась
Лизавета. – Небось плохо стараешься!
Не говоря ни слова, я сбегала на кухню,
притащила ножницы и заявила:
– Главное – сохранить ясность мышления!
Разрежем ткань, и делу конец. Рейчел, иди сюда.
Стаффордшириха протестующе гавкнула. Но я уже
схватила ее за шею:
– Давай без капризов!
Вы можете мне не верить, но ткань осталась
целой. Я тыкала в нее сначала большими, затем маленькими ножницами, ножом,
штопором, вязальной спицей, вилкой, зубочисткой, но на материале не появилось
даже крохотной царапинки.
– Может, он из чугуна? – предположил
Кирюша. – Давай молотком шандарахнем, авось расколется и свалится.
– Вместе с черепом, – пробормотала
я, – нет, этот способ не подойдет.
– Попробуй его расплавить, –
предложила Лизавета, – можно к тебе, Кирюха, горящую свечку поднесем? Шлем
размякнет и стечет!
– Сдурела, да? – завопил
Кирюшка. – Сама изображай Джордано Бруно!
– Замолчите, – велела я.
И тут Рейчел завыла, тоненько, жалобно, ей
начала вторить Муля. Ада свалилась на пол и прикинулась мертвой. Феня и Капа стояли
молча, похоже, они почти оцепенели от ужаса, бедные мопсята никак не могли
сообразить, с какой такой радости их по пояс запихнули в тесные мешки. Только
Рамик не выказывал недовольства. Он у нас полнейший пофигист. Рамик, скорей
всего, пес не благородных кровей. Мы с Лизой подобрали его в прямом смысле
слова на улице. Наверное, поэтому пес стойко переносит любые жизненные
неурядицы. Он не станет, как Ада, падать в обморок, оказавшись один в запертой
машине, не будет, как Муля, отказываться гулять при виде луж и не примется, как
Рейчел, мрачнеть, услышав чужой лай. Нет, Рамик спокойно уляжется на заднем
сиденье, без всяких эмоций потопает по жидкой грязи, кроме того, он лоялен ко
всем животным без исключения: кошки, мыши, хомяки, жабы, птицы – никто не вызывает
у него раздражения.
Не зная, что я мысленно нахваливаю его, Рамик
встал и пошел к миске с водой. Морда, закутанная в пакет, ткнулась в плошку
раз, другой, третий. Поняв, что жидкость отчего-то не попадает в пасть,
двортерьер попятился, затем предпринял еще одну попытку напиться, вновь
потерпел неудачу, сел, задрал кверху морду и начал издавать доселе ни разу не
слышанные мною звуки, нечто среднее между кашлем и стоном.
– Что это с ним? – подскочила Лиза.
Кирюшка бросился к Рамику и обнял «дворянина».
– Не плачь, мой хороший, я обязательно
сниму с тебя купленную Лампой гадость, потерпи, я зубами пакетище перегрызу!
На секунду я возмутилась: ну вот, нашли
виноватую – как всегда, это Лампа, но потом увидела, что Кирюша в самом деле
пытается прокусить в черном мешке дыру, и крикнула:
– Не смей!
– Надо же его освободить, видишь, он
плачет! Пить хочет.
– Зубы одни на всю жизнь!
– Рамик тоже в единичном варианте, –
парировал Кирюшка.
И тут мне в голову пришла гениальная идея.
– Вот! Смотрите! На пакете есть название
фирмы-производителя и телефон.
– Ну и на фиг он нам сдался? –
скривилась Лиза.
