– Врач велел, – ответила
мать, – а то он ртом все время дышит, пусть носом приучается.
Крохотное существо захныкало и попыталось
отодрать «заглушку».
– Не смей, – прикрикнула
девица, – ну е-мое, тупица! Сто раз говорено: для твоей же пользы сделано!
Сиди смирно! Иначе операцию делать будут, аденоиды вырезать!
В полном шоке я выпала из вагона. Ей-богу,
некоторым людям просто нельзя заводить детей! Интересно, как бы Света
относилась к своему малышу, появись он на свет? Да уж, человек, похоже, самое
противное существо из всех, населяющих Землю.
Домой я ввалилась поздно, усталая и голодная.
Еще хорошо, что на дороге мне попался жалостливый парнишка, сразу поставивший
диагноз и согласившийся за малую мзду реанимировать «Жигули». В особняке стояла
тишина. Меня встретили лишь собаки. Оставалось удивляться, куда подевались
люди. Я внимательно осмотрела кухню, никаких записок на холодильнике не было.
Впрочем, Ася небось у Светы в больнице, Юля с Сережкой на работе, у Кати
дежурство, а Лиза с Кирюшкой привезли собак и убежали. Вполне вероятно, что
дети уже нашли тут себе новых друзей.
Вздыхая, я почистила картошку, пожарила ее,
нарезала салат, вытащила из холодильника котлеты, сунула их в СВЧ-печь и
вознамерилась мирно посидеть у телика, глядя какой-нибудь незамысловатый
сериал. Главное, чтобы в фильме не текли реки крови. Если нужно выбирать между
хорошим, реалистичным кино, в котором зло победило добро, а, кто бы спорил, так
в жизни часто случается, и абсолютной сказкой, в которой все, вопреки жизненной
правде, заканчивается просто замечательно, я без всяких колебаний выберу вторую
ленту. Ужасов мне и в программе новостей хватает.
Пощелкав пультом, я обнаружила передачу о
жизни тушканчиков и в полном восторге стала внимать диктору. Однако эти
животные такие забавные, оказывается, они…
– Марфа! – прогремело за спиной.
От неожиданности мои руки вздрогнули, пульт
упал на пол, из него выпала батарейка.
– Марфа! – повторил Лев
Яковлевич. – Мне не подали обед! Время уже к ночи! Что у нас творится,
позвольте поинтересоваться? Немедленно налейте суп.
– Его нет.
Лицо академика покраснело.
– Безобразие, – заорал он, –
Ася, Ася, Ася!
Но палочка-выручалочка не спешила броситься
муженьку на помощь.
– Где все? – завыл Лев
Яковлевич. – Марфа! Разберитесь!
– Я не Марфа.
Профессор надулся:
– А кто?
– Евлампия.
– Кто?
– Лампа. Суп вам подавать я не обязана,
поскольку не являюсь домработницей. Аси дома нет. Если хотите, сделайте себе
бутерброды. Впрочем, можете взять жареную картошку, салат и котлеты.
Лев Яковлевич вздернул подбородок, потом
быстро сел за стол. Я отвернулась к телевизору.
– Любезнейшая, – каркнул ученый, –
где же картошка?
– На плите.
– Подавайте.
– Сам возьми, – потеряв всякое
самообладание, рявкнула я, – или руки парализовало?
Брови Льва Яковлевича взметнулись вверх.
– Что?! Как вы смеете! Да знаете, с кем
имеете дело! Я член сорока четырех иностранных академий!
– Тогда вам совсем просто будет
справиться с бытовой ситуацией, – не дрогнула я, – картошку-то я уже
пожарила, ее лишь на тарелку положить осталось!
– Но я не умею!
– Это дело нехитрое.
– Марфа, вы уволены.
Я встала и вышла в коридор, постояла там
несколько мгновений, затем осторожно приоткрыла дверь и посмотрела в щелочку.
Лев Яковлевич, чертыхаясь, накладывал картошку на тарелку. Я ухмыльнулась.
Один–ноль в мою пользу. Все правильно! Есть захочешь, начнешь шевелиться, а
профессор не из тех людей, которые станут испытывать муки голода перед
сковородкой, полной вкусной еды. Сдается мне, он притворяется ничего не умеющим
«ботаником». Кстати, это очень удобная позиция, попробуйте постоянно твердить:
«Ой, я не знаю, как включать чайник, и никогда не научусь, потому что глупая».
Вот увидите, рано или поздно найдется тот, кто
подаст вам чаек прямо в кровать. Так что, милые мои, не спешите учиться
готовить, гладить и вести домашнее хозяйство. Ежели вложите в голову мужа мысль
о том, что боитесь утюга, ну фобия у вас такая, с раннего детства: лет этак в
пять сидели вы в песочнице, а туда со всего размаха шмякнулся утюг и укусил
девочку, – так вот, если супруг поверит вам, до конца своих дней именно он
будет гладить белье. Только не переборщите, нельзя бояться всего сразу: уборки,
стирки, готовки. Подобное поведение называется ленью и обычно сурово
наказывается. Выберите всего лишь одно, особо ненавистное вам занятие и смело
передайте его в чужие руки.
Говорят, что на свежем воздухе хорошо спится,
но ко мне Морфей приходить не торопился. До полуночи я прождала Асю, но та не
приехала и даже не позвонила. Оля отреагировала на отсутствие матери совершенно
спокойно.
– Она иногда задерживается, –
обронила дочь, – может и к часу заявиться.
– В самом деле? – удивилась я.
Ольга кивнула:
– А что такого? Говорила же, Ася
переводчица, у нее бывают встречи…
– Она же вроде книги переводит.
– Верно, – кивнула Ольга, – но
иногда и «вживую» поработать просят.
– Утомительно, наверное. И зачем ей это?
Оля скривилась:
– Ася из-за денег прямо свихнулась, все
заработать хочет. Если предлагают хорошую сумму, мигом соглашается! Мне такая
жадность непонятна, но, в конце концов, у каждой пташки свои замашки. Лично мне
кажется, что у человека должно быть побольше свободного времени для творческой
работы. Но Ася такая приземленная, она начисто лишена хоть каких-нибудь
талантов, просто бабки срубает. И как ей не скучно! Я тяжело вздохнула, да уж,
с этой семейкой не соскучишься. Сначала заработай на всех, потом сгоняй за
продуктами, приготовь еду…
– У вас нет домработницы? –
вырвалось у меня.
– Была, – отмахнулась Оля, –
полная дура, уволилась, а другой пока не нашли. Место вакантно. Кстати, не
хочешь попробовать? Зарплата стабильная!
Высказавшись, Ольга ушла, а я в глубоком
недоумении отправилась в свою спальню и заползла под одеяло. Никак не могу
разобраться, что представляет собой Оля. Она редкостная хамка, намеренно
обижающая людей, или просто дурочка, наивно говорящая первое, что приходит на
ум?
