– Иес.
– Каша должна быть горячей, а какао
теплым. Лучше сделай его заранее. Потом, когда услышишь, что Лев Яковлевич
зовет, поставь завтрак на поднос и отнеси в спальню. Салфетки не забудь!
У меня с языка чуть было не сорвалась фраза:
«А геркулес прожевать не надо?» Но я проглотила ехидное высказывание. Нехорошо
обижать Асю, она этого не заслужила.
– Не волнуйся, все сделаю, как
просишь, – пообещала я.
– Уж извини, еще…
– Продолжай, пожалуйста!
– Сходи на пожарище и посмотри, приехала
ли ремонтная бригада. Прости за доставленные хлопоты.
– Отправляйся спокойно в
издательство, – улыбнулась я.
– Спасибо тебе! – воскликнула Ася.
Потом сунула руку в карман и вытащила упаковку «Кириешек». – Хочешь?
– Нет, спасибо.
– А я вот просто подсела на эти
сухарики, – засмеялась Ася, – грызу целыми днями. Пожую, и настроение
хорошее. Смешно прямо, похоже, они для меня вроде антидепрессанта.
– Вполне возможно, – кивнула
я, – только сейчас тебе не от чего впадать в депрессуху. Поезжай спокойно,
я все сделаю, не волнуйся.
Ася, прижимая к себе толстую папку, побежала к
машине, я стояла на крыльце, любуясь теплым солнечным утром. Собаки носились по
двору, небо голубело, на деревьях набухли почки.
– Лампа, – крикнула Ася, высовываясь
из окна машины, – какао надо процедить, Лев Яковлевич не любит с пенкой!
Я вяло помахала ей рукой, проводила глазами
удалявшийся автомобиль и посмотрела на часы: одиннадцать.
Господину почетному члену множества академий
оставалось почивать еще шестьдесят минут. Мне вполне хватит времени, чтобы
сбегать к сгоревшему дому и поискать в саду клумбу с гномом.
Не знаю, как у вас, а у меня вид пожарища
вызывает ужас. Дом Курочкорябских был разномастным. Первый этаж, сложенный из
кирпича, уцелел в пламени и сейчас пугающе торчал в середине черного участка
земли. Окна отсутствовали, пустые проемы мрачно смотрели на дорогу.
Верх, сложенный из бруса, исчез без следа.
Даже трудно себе представить, каким образом можно восстановить здание в его
первозданном виде.
Никаких рабочих на участке не было. Заходить в
полуразвалившийся остов я побоялась, просто походила вокруг руин, крича:
– Есть тут кто живой? – и, не
услыхав ответа, отправилась в сад.
Очевидно, Курочкорябские приглашали к себе
специалиста по ландшафтному дизайну. Вон тот тихо журчащий ручеек имеет явно
искусственное происхождение, течение в нем поддерживалось маленьким моторчиком,
а кустарники вокруг вились причудливыми узорами. Нашлись и клумбы, их было
пять, похожих друг на друга. Круглые бетонные цоколи, внутри земля, а
посередине торчат так называемые садовые скульптуры. У Курочкорябских стояли
три гнома, русалка и кошка.
Я подошла к первому цветнику и осторожно
принялась тыкать в почву лопаткой для торта, прихваченной из дома. Садового
инвентаря у нас пока нет, Катя только собирается его купить.
Стальная лопаточка легко вонзалась в землю и
через несколько минут уперлась во что-то. Я удвоила усилия и вытащила… кирпич.
Во второй клумбе оказалось пусто, в третьей тоже.
В полном разочаровании я постояла возле
гномов. Потом, решив не сдаваться, перекопала чернозем под русалкой и кошкой,
но и там тоже ничего не нашла. Значит, Света соврала Маше: либо никаких
документов, запертых в банковской ячейке, не существует вовсе, либо ключик
лежит совсем в другом месте. Может, Светлана держала его в своей комнате? И
после пожара мне никогда не найти его.
Тяжело вздыхая, я пошла было назад, но тут
увидела забор, отделявший участок Курочкорябских от дороги. Между кирпичными
столбиками тянулись кованые чугунные решетки, в середине каждой имелся
небольшой овальный медальон с выбитым изображением гнома.
Я ринулась к ограде и стала работать со
скоростью землеройной машины. Признаюсь, лопатка для торта не лучшее
копательное приспособление. Примерно минут через сорок, почти под самой
последней секцией, я обнаружила круглую банку из-под печенья. Дрожащими руками
схватила ее, открыла, увидела замшевый мешочек, дернула завязочки…
На ладонь выпал маленький плоский ключик,
привязанный к слишком большой бирке. «Номер 35» – стояло на ней. Далее шло
название банка и его адрес, а еще чуть пониже мелкими-мелкими буквами была
сделана надпись: «Нашедшего просьба вернуть в центральный офис».
Отшвырнув банку, я побежала домой. Так, сейчас
помоюсь, переоденусь и ринусь по указанному адресу. Значит, Света сказала
правду! Я нахожусь в двух шагах от разгадки!
Не успела я вбежать в прихожую, как до уха
долетел стук и крик:
– Ася! Ася!!! Ася!!!
Лев Яковлевич! Совсем забыла про него! На
часах половина первого, следовательно, ленивый профессор уже тридцать минут
зовет жену. Может, наплевать на него и уехать по своим делам?
На секунду решение мне показалось правильным.
В конце концов, академик не парализованный, сам может сделать себе завтрак!
– Ася!!!
– Иду! – крикнула я и пошла на зов.
Придется готовить трапезу капризнику, я ведь
обещала Асе позаботиться о престарелом младенце.
– Безобразие! – возмутился
профессор. – Где завтрак? А, Ася?
– Ваша жена уехала.
– Куда?
– На работу.
– А каша? И мое какао!
– Сейчас принесу.
– Так поторопитесь, – взвизгнул Лев
Яковлевич, – бог знает сколько времени уже жду. Мне работать пора. Раннее
утро самое плодотворное время! Шевелитесь, любезнейшая Марфа!
Я порысила на кухню и принялась искать на
полках геркулес. Однако у Льва Яковлевича оригинальное понятие о раннем утре,
стрелки уже показывают час дня. Как назло, овсянки не нашлось. Я вернулась к
Льву Яковлевичу.
– Хотите творогу?
– Что?
– Это такая белая вкусная штука, очень
полезная, богатая кальцием, ее дает корова, вернее, буренку доят, а уж из
молока…
– Марфа, – загремел Лев
Яковлевич, – не читайте мне лекций! По утрам я ем кашу.
– Манную будете?
– Ни за что.
– Гречневую?
– В рот не возьму.
– Рисовую?
– Никогда в жизни.
– Пшенную?
