– Может, есть какие-то лекарства от
напасти? – с робкой надеждой в голосе поинтересовалась Ася.
Врач вздохнул и выписал кучу рецептов.
– Это поможет? – вопрошала Ася,
изучая покрытые каракулями бумажки.
Доктор опустил глаза:
– Ну, если честно, обратной дороги нет.
Процесс запущен, остановить его никто не в силах, можно лишь слегка
притормозить развитие болезни.
– А работать он сможет?
Эскулап покачал головой:
– Нет, конечно.
Ни одной книги под именем «Льва Глоткина»
более не вышло. Несчастный ученый по-прежнему каждый день садился за письменный
стол и водил ручкой по бумаге, но связного текста не получалось. В научных
кругах начали поговаривать о том, что блестяще талантливый, чудаковатый
профессор исписался. Ася подсуетилась и распространила слух о том, что Лев
Яковлевич задумал монументальный многотомный труд, который должен произвести
настоящий взрыв в науке. Книг будет несколько, но пока Лев не завершит
написание последней, он ничего не сдаст в издательство.
Петя ходил чернее тучи. Однажды Ася заглянула
к мужу в кабинет и была немало удивлена. Супруг не лежал, как всегда, на
диване, он сидел у письменного стола и сосредоточенно водил ручкой по бумаге.
– Чем ты занят? – Ася не сумела
скрыть изумления.
Супруг отложил перо и рявкнул:
– Кретинский вопрос! Я, как всегда,
работаю. Пишу очередной научный трактат.
– Ты? – вытаращила глаза
жена. – Работаешь?!
– Идиотка! – вдруг заорал
Петр. – Тля убогая! Будто первый раз увидела меня над рукописью! Кто,
по-твоему, создал эти великие труды?
Ася попятилась, а Петя встал и широким жестом
указал на книжные полки, уставленные томами, принадлежащими перу Левы.
– Не пойму, – вдруг мирно заявил
он, – чему ты удивляешься? Ступай, завари мне чаю!
Потрясенная Ася пошла на кухню. Похоже, Петя
заигрался, он на самом деле уверовал в то, что является гениальным ученым.
Впрочем, Петя и раньше с успехом исполнял эту роль перед детьми. Вася и Оля
были уверены, что папа выдает на-гора великие научные труды. Дети в кабинет к
отцу не входили, Петя категорически им это запрещал. Но перед Асей он никогда
не ломал комедию.
Дальше – больше. Петя и впрямь что-то писал,
медленно, по строчке в день. Стопка исчерканных листов на его столе практически
не росла, но каждый день во время ужина Глоткин заводил речь о том, какой
великий труд выходит из-под его пера, насколько глубоки и оригинальны мысли,
запечатленные в слова… Заканчивался монолог всегда одинаково.
– То, что создано до сих пор, в подметки
не годится воистину гениальной книге, над которой я тружусь сейчас, –
патетически восклицал Петя, – весь мир поймет мое величие!
Ася не знала, как поступить. Позвать
психиатра? Но что ему сказать: мой супруг, известный ученый, вместо того чтобы
читать детективы, работает над монографией? Да после подобного заявления врач
усомнится в психическом здоровье жены Глоткина. Нельзя же рассказать
постороннему человеку про Леву, Петю, наследство и вообще про все?
Летом ситуация достигла критической точки.
Воспользовавшись хорошей погодой, семья решила ужинать на террасе, Петю, как
обычно, понесло, и тут Ася, утомленная духотой, неожиданно брякнула:
– Кушай лучше молча, Левушка! Вот
напишешь книгу, тогда и…
Договорить она не успела. Муж встал, швырнул о
пол тарелку и удалился в кабинет. Ася кинулась за супругом. Здесь уместно
заметить, что ее любовь к Пете с годами не стала меньше, и это был единственный
случай за их долгую совместную жизнь, когда она посмела заявить нечто, не
пришедшееся ее повелителю по вкусу.
– Милый, – бормотала Ася, входя в
комнату, – боюсь, ты неправильно меня понял…
Петр поднял голову и очень спокойно заявил
жене:
– Если не нравлюсь – уходи, я тебя не
держу, сомневаться в своей гениальности никому не позволю, если супруга не
понимает, с кем живет, то это ее беда. Я велик, – вещал Петя, – а мой
новый труд нечто экстраординарное.
– Да, – кивала Ася, – конечно,
любимый. Именно так и есть. Они еще поймут, с кем имеют дело, ты в сто раз
талантливее Левы! В двести! В тысячу!
Петя моргнул и вдруг ернически произнес:
– Ты, милая, похоже, перегрелась на
солнце. А я кто, по-твоему? Лева и есть! Неужели забыла имя собственного мужа?
Позволь напомнить: я Лев Яковлевич Глоткин, а ты… Марфа.
– Марфа? – ужаснулась Ася.
– Ага, – ухмыльнулся Петя, – ты
забыла мое имя, а я твое. Вот так-то, любезная!
После этого разговора Ася начала и наедине
величать мужа Львом Яковлевичем и приобрела привычку несколько раз в день без
всякого повода восклицать: «Когда будет закончена твоя книга, она перевернет
весь научный мир».
В общем, семейная лодка благополучно миновала
острый риф и поплыла себе дальше.
Но не успела Ася перевести дух, как случилась
новая беда. Вася женился на Нине, дочери домработницы Надежды, совершенно не
подходящей парню ни по образованию, ни по социальному положению, ни по
возрасту, ни по воспитанию.
Мать схватилась за голову, и тут…
– Ей на помощь пришла Оля, –
перебила я Вовку. – Девушка очень импульсивна, даже психопатична,
избалованна, капризна. Она привыкла получать все, что хочет, по первому
требованию. Еще Оле претила мысль о том, что ей придется теперь во время
семейных праздников сидеть вместе с Надеждой Петровной, домработницей, к
которой Ольга иначе как «эй, ты» или «поди сюда», пошла вон» не обращалась. Она
и отравила Нину и Надежду Петровну.
– И как она это проделала? – с
интересом спросил Вовка. – Ты знаешь?
– Могу предположить!
– Валяй!
– Оля приехала к Надежде домой. Скорей
всего, она прикинулась дружелюбной и ласковой. Предложила помириться, забыть
старое, а в честь примирения вместе выпить.
– И женщины ей поверили?
– А почему бы нет? – пожала я
плечами. – Думаю, Ольга принесла бутылку или, что вероятнее всего, дала
Нине денег и попросила ту сходить в магазин. Надежда, естественно, поставила на
стол закуску. Оля знала, что их бывшая домработница любит готовить домашние
консервы и, наверное, украсит стол чем-то из запасов. Так и вышло. Оля изловчилась
и сыпанула в еду яд.
– Где же она его достала? –
прищурился Вовка.
Я усмехнулась:
