Но Лоренцо не глядел на нее. Быстрым движением он захлопнул открытую книгу и смахнул бумаги в открытый ящик стола.
— Не стоило беспокоиться! — рявкнул он таким тоном, что Сара тут же пожалела о своей затее. Пока она пристраивала поднос на край стола, пес, привлеченный запахом еды, просительно бодал ее головой под коленки. Ну, хоть кто-то оценил ее инициативу.
— Никакого беспокойства, ведь я все равно готовила для них, — пробормотала она. — Простите, что так получилось с вином, но если хотите, я принесу еще…
— Нет.
В тихой комнате это прозвучало как выстрел. Сара застыла, шокированная, потом повернулась и едва ли не бегом устремилась к дверям. Вдогонку прозвучал уже более сдержанный голос Лоренцо:
— Спасибо, выглядит аппетитно.
Пробормотав что-то неразборчивое, Сара закрыла за собой дверь и позорно сбежала на кухню.
«Черт возьми».
Лоренцо уронил голову на руки и выругался: да что же это такое? Почему он все время умудряется все испортить? Лупо, обеспокоенный агрессивным тоном, на всякий случай отошел от хозяина и улегся у камина. Лоренцо снова включил музыку — на сей раз уже тише. Открыл ящик стола, куда второпях смахнул книгу Френсиса Тейта и фотографии натуры, подготовленные для будущего фильма.
Может, вместо того чтобы прятать их, он должен был раскрыть карты в надежде получить разрешение на съемку? Нет, еще слишком рано, поторопившись, он только напугает ее. Сначала нужно добиться ее полного доверия, понять, почему Сара отказала в первый раз. Еще слишком рано, игра только началась и будет долгой, если он продолжит вести себя так, как сейчас. У него хватит терпения, однако начнет он с извинения.
«Не думай об этом, — твердила себе Сара, вымешивая крем для свадебного торта, — сосредоточься на рецепте. По крайней мере, это тебе хорошо удается». Она сбивала желтки со сливками в стоящем на огне сотейнике. Приближался ответственный момент, когда крем должен загустеть: если оставить его на огне, он свернется. Сара поймала себя на том, что от напряжения ее движения становятся все быстрее.
«Не думай об этом, успокойся, помешивай крем, медленно, спокойно», — повторяла она про себя. За годы ее любовь к кулинарии негативно отразилась на объеме бедер, зато несколько раз помогла сохранить здоровый рассудок. Сейчас как раз такой случай. Но мысли все равно вертелись вокруг сцены в кабинете. С каким раздражением Лоренцо посмотрел на нее! Не мог дождаться, когда она уйдет.
В кухне было жарко от горячей плиты, однако Саре пришлось закрыть дверь на улицу, откуда тянуло прохладой. Все давно легли спать, погасив свечи на террасе, и единственный освещенный проем в бархатной темноте ночи сиял как маяк для всех окрестных комаров и ночных бабочек. Ударяясь о лампу, они падали в соусы и подливы, приготовленные для завтрашнего застолья. У Сары больше не хватало терпения это выносить, лучше уж она будет задыхаться в раскаленной духоте. Волосы стали мокрыми от пота, синтетическая подкладка платья прилипала к телу — у Сары было чувство, что ее завернули в полиэтиленовый пакет. Наконец жара стала абсолютно невыносимой. Не прекращая размешивать крем, молодая женщина скинула фартук, на мгновение отложив ложку, расстегнула пуговицу платья и стянула его через голову. Дышать стало легче. Сара снова завязала тесемки фартука за спиной. Если кто-то войдет, спереди она выглядит вполне респектабельно, но кто может войти на кухню в два часа ночи? Кастеллацио спал, погрузившись в темноту, наслаждаясь последними часами, покоя перед завтрашней свадебной суматохой. Сара немного успокоилась, сосредоточенно размешивая на плите густеющую массу, боясь пропустить момент закипания. Но мысли все-таки снова и снова возвращались к Лоренцо.
Чуть раньше, вечером, она слышала, как он предлагал Гаю забрать из подвала столы, оставшиеся с его собственной свадьбы. Она сострадала ему всей душой: как Лоренцо, наверное, больно наблюдать за чужим счастьем… Немудрено, что ее вторжение его рассердило. Скорее всего, в этот момент он думал о Тии — под музыку, которая, очевидно, много значила для них обоих.
Неожиданно дверь распахнулась, и она с легкой досадой повернула голову. В дверях стоял Лоренцо с ее подносом. Сара замерла в паническом ужасе, надеясь, что кухонный прилавок между ними хотя бы немного скроет ее наготу.
— Оставьте у двери, — быстро скомандовала она.
— Спасибо, — сказал Лоренцо, положив поднос. — Было очень вкусно. — После короткой паузы он смиренно добавил: — По правде, я пришел просить прощения за свою грубость. Совсем не хотел вас обидеть, но когда я работаю…
— Ничего, я понимаю, — сказала Сара и отвела взгляд.
Лоренцо вздрогнул, услышав ее отчаянный крик. Сара схватила сотейник с плиты, но было поздно: у нее на глазах нежная гладкая масса крема превращалась в уродливые хлопья. Не раздумывая, Лоренцо бросился на помощь и перехватил из ее рук тяжелую емкость. Сара включила воду на полную мощность, чтобы остудить крем. Холодный фонтан брызг окатил обоих, но они не обращали внимания, беспомощно глядя друг на друга. Крем безнадежно погиб.
Лоренцо пристально смотрел ей в глаза, переводя взгляд лишь на пышную, практически оголенную грудь над фартуком. Сара пыталась сосредоточиться на том, что должна сделать, а не на том, что хотела, что требовала каждая клеточка ее тела. Она хотела прижаться к нему, закинуть руки за шею, прильнуть губами к его губам.
— Сара, успокойтесь. — Он не узнал свой голос.
Взял ее за плечи, тихонько повернул к себе, чувствуя жар, исходящий от роскошного, обнаженного, влажного женского тела. От прикосновения мокрых холодных рук она вздрогнула и издала слабый стон. Больше он не мог сдерживать себя, железная воля и самоконтроль были сломлены. Ее дрожь передалась ему, смяв защиту. Он прижал Сару к себе, его губы накрыли ее чувственный рот, руки ласкали обнаженную спину и стройную шею под копной тяжелых волос. Его поцелуй был жадным и требовательным. Сара прижалась спиной к столу и приподнялась на цыпочки так, что ее бедра терлись о его возбужденную плоть. Эрекция была сильной, почти болезненной. Он хотел ее сейчас, сию минуту, прямо возле кухонного стола. Его пальцы скользнули ниже по шелковистой коже спины, чтобы развязать тесемки фартука.
Как будто прочитав его мысли, она приподнялась и присела на край стола. На секунду ее губы оторвались от его рта, и это движение заставило его опомниться. «Что я делаю, черт возьми?» Он отступил на шаг, прижав руки к вискам.
— Нет, — прошептал он, — нет. Так нельзя. — Он пришел извиниться, чтобы завоевать доверие этой женщины, а не лишить ее последнего уважения к себе за несколько минут украденного наслаждения. Лоренцо отвернулся, чтобы не видеть, как выражение чувственного наслаждения на милом раскрасневшемся лице меняется на гримасу удивления, обиды и боли. Он хотел бы объяснить, что она слишком хороша, щедра и уязвима, чтобы использовать ее так недостойно, но сказал только: — Простите меня, — и вышел, не оглянувшись.
Глава 8
— Мамуля, просыпайся. Сегодня тот самый день.
