— Я готова.
— Ты все взяла?
Она видела, с каким недоверием он взглянул на ее багаж, и невозмутимо пожала плечами. Полчаса назад сумка была набита до отказа, теперь — наполовину пуста.
— Думаю, все, потому что я не собираюсь ехать надолго и совсем не собираюсь…
Он рассмеялся:
— Приятно проводить время?
— Совершенно верно.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
— Не желаете ли вина, леди Тэмсин Калтроп?
Тэмсин слегка кивнула стюарду, подавив в себе вспышку раздражения. Он налил бледно-золотистое вино в два высоких бокала.
Они летели уже около часа, но, несмотря на роскошь, царившую в салоне частного самолета Алессандро, Тэмсин ощущала нервозность и тревогу. Все это время она листала какой-то глянцевый журнал, но не видела в нем ни строчки. Алессандро, сидя напротив нее, изучал протокол собрания акционеров.
Стюард, поклонившись, удалился, и Тэмсин подняла свой бокал.
— Пожалуйста, скажи своим служащим, чтобы они не называли меня «леди Тэмсин Калторп», — резко произнесла она. — Я никогда сама не называю свой титул и предпочитаю, чтобы другие обращались ко мне просто по имени.
Алессандро оторвался от протокола акционеров.
— Конечно. Как пожелаешь…
Лицо его было совершенно невозмутимым, но почему Тэмсин показалось, что в голосе его прозвучала насмешка? Раздражение, которое копилось в ней последний час, стало выплескиваться наружу, как кипящее молоко.
— Для тебя это проблематично?
Алессандро откинулся на спинку кресла — расслабленно и непринужденно, — но взгляд, который он кинул на нее, был острым и пронизывающим.
— Нисколько, — произнес он спокойно, отложив документы в сторону и развернув белоснежную салфетку. — Мне показалось несколько… забавным, что ты вдруг захотела не афишировать свои аристократические связи.
— Забавным? В каком смысле — забавным?
Алессандро неторопливо отпил вино.
— Ты открыто пользуешься своим именем, когда тебе надо что-то получить.
Снова появился стюард, на этот раз с двумя фарфоровыми блюдами в руках. На них лежали бледно-розовые лобстеры и изумрудные листья салата. Тэмсин сдержала гнев, который мгновенно взбурлил в ней.
— Я люблю свою семью и горжусь своим происхождением. Но я никогда не использовала свое имя для того, чтобы пробить себе дорогу в профессиональную жизнь. Ты не веришь мне?
Алессандро лениво нацепил на вилку листок салата и улыбнулся.
— Не совсем. Ты, наверное, предпочитаешь верить, что жизнь твоя — такая же, как у всех. Но происхождение твоей семьи…
Она скептически хмыкнула.
— Какой же ты лицемер! Мы находимся сейчас на борту твоего собственного самолета! И что ты знаешь о «жизни, как у всех»?
Алессандро напрягся.
— Разница состоит в том, — сказал он с тихой яростью, — что я заработал его. Я заработал все, что имею. Я пришел из ниоткуда, помни об этом.
— Как скажешь, — сказала она, слизывая с пальца майонез. — Значит твое происхождение так же повлияло на твою жизнь, как мое происхождение — на мою.
— Неправильно. У меня нет никакого «происхождения».
Голос его был жестким, в нем звучала угроза. Но Тэмсин проигнорировала ее.
— У всех есть «происхождение». И у тебя, конечно, тоже.
Он улыбнулся ей ледяной улыбкой.
— В твоем мире это так, но история моей семьи закончилась тогда, когда мне было пять лет. В тот год, когда меня привезли в Англию.
— А почему тебя привезли туда?
Алессандро взглянул в иллюминатор — в голубую бесконечность неба.
— Аргентина тогда была неспокойной страной, — произнес он невозмутимым тоном. — В ней царила вооруженная диктатура. Моего отца и дядю арестовали за участие в профсоюзном движении, и мать боялась, что за нами тоже скоро придут.
Она была наполовину англичанка, со стороны отца, и на следующий день после того, как отца арестовали, нашла способ увезти нас в Англию. С собой мы не взяли ничего.
— А что случилось с твоим отцом?
Яркий и чистый солнечный свет, проникший сквозь иллюминатор, залил лицо Тэмсин, отчего ее кожа стала золотистой. Глаза ее были холодными и зелеными, как луга Англии, и Алессандро показалось, что взгляд ее пронзил его насквозь.
— Никто не знает. Он стал одним из тысяч «пропавших без вести»: не числится в списках ни живых, ни мертвых.
— Это ужасно, — тихо произнесла Тэмсин. — Ничего не знать…
Алессандро пожал плечами.
— По крайней мере, у меня остается надежда, что он жив. — На его лице появилась горькая улыбка. — К сожалению, у матери было совсем другое мнение. Очень скоро она снова вышла замуж — за мужчину, у которого служила домохозяйкой в Оксфордшире.
— О… Ей, наверное, было нелегко.
Алессандро потер рукой лоб. Конечно, он понимал, что Тэмсин Калторп смотрела на всю эту ситуацию глазами его матери.
— Возможно, — сказал он безразличным тоном. — Но в конце концов, она стала вести себя так, будто прошлого вообще не существовало. Я был единственным напоминанием о нем. Поэтому в скором времени меня отправили в «тюрьму»: английское привилегированное частное учебное заведение для мальчиков.
Слушая его, Тэмсин машинально вертела в руках бокал, но при последних словах она поставила бокал на столик и накрыла своей рукой его руку. Ее прикосновение, казалось, обожгло Алессандро.
— Я очень сожалею, — сказала она тихо.
Шесть лет он жаждал услышать эти слова, но ирония ситуации заключалась в том, что он не мог понять — о чем она сожалеет? О предательстве его матери или о своем предательстве? Он убрал свою руку.
— Сомневаюсь в этом, — криво усмехнувшись, сказал Алессандро и встал.
Он был не прав. Тэмсин сожалела. Очень сожалела.
Сожалела о том, что согласилась поехать с ним, сожалела о том, что вообще когда-то встретила его.
Вздохнув, она взглянула в иллюминатор, в сине-голубую бездну неба. Под ними простирался Атлантический океан — того же цвета, что и небо. Устало вздохнув, Тэмсин посмотрела на журнал, который лежал у нее на коленях, и в сотый раз прочитала одну и ту же строчку. «В следующем сезоне будет моден камуфляж».
Очень кстати, подумала она и непроизвольно зевнула, прикрыв рот рукой.
— Ты устала. — Она вздрогнула, когда голос Алессандро нарушил долгое молчание. — Иди спать. Ты знаешь, где находится спальня?
Выпрямив спину, Тэмсин усиленно заморгала глазами.
— Со мной все в порядке. Я не хочу спать. Это твоя спальня, ты сам иди и поспи.
