– Совсем ты, Света, ополоумела, –
вспыхнула Алевтина. – Откуда мне про дела Ивана Васильевича и Олимпиады
знать? Я в поликлинике сидела, мы никогда не пересекались.
– Рассказывайте другим эти сказки, –
буркнула Света. – Переедет в приют Митя как пить дать. Опсихеет и там
окажется.
Но вопреки карканью Светы ничего плохого с
младенцем не произошло. Митя спокойно рос, правда, без особого присмотра – его
бабушка уже сильно пила. До вконец опустившейся алкоголички ей было еще далеко,
но почти каждый вечер Липа оказывалась навеселе.
В отличие от красивого, статного, рано
созревшего Василия Митя рос щуплым, тощим – дунь, и он развалится. Алевтине
было жаль мальчика, он выглядел недокормленным. Когда Митя пошел в первый
класс, Липа окончательно спилась, из клиники ее уволили, несмотря на то что
научным центром теперь руководила любимая ученица Ивана Васильевича Жанна
Калиоповна. Липа скатывалась все ниже и ниже, семью кормил Василий. Он каждое
утро уезжал в город и вечером возвращался, парень явно где-то работал, но кем и
сколько получал, он никому не сообщал. Маленький Митя тоже держал рот на замке,
сколько ни пытала малыша Света, тот не по-детски серьезно отвечал:
– Не знаю ничего про Васю, сами у него
спросите, я маленький.
Однажды Коростылева не выдержала и, тряхнув
Митю за плечи, гневно спросила:
– Немедленно рассказывай, чем Васька
занимается?
Митя попытался выскользнуть, но сплетница была
намного сильнее тщедушного мальчика, она с силой сжала ему плечи и приказала:
– Говори!
Митя тоненько заплакал, Света оттолкнула его и
ушла. Через полчаса в кухню барака ворвалась милиция, участковый нес на руках
зареванного Митю. Поставив мальчика на пол, мент сказал:
– Ну, успокойся и скажи, которая тетя
тебя побила?
– Она, – указал на Свету
Митя. – Каждый день пристает, щиплет, бьет.
– Эй, эй, – попятилась
Коростылева, – офигел?
Милиция не дала Свете возможности заорать,
сплетницу увезли в отделение, где показали заключение врача, в котором
значилось, что плечи, руки, ноги, живот мальчика покрывают синяки. Митя уверял,
что их оставила Света.
– Он врет, – рыдала
Коростылева, – врет, врет!
Менты устроили очную ставку, и здесь Митя
показал себя во всей красе. Сначала он при виде Коростылевой прижался к стене,
затрясся, заплакал, а когда Света завопила: «Наглый лгун!» – мальчик вдруг
спросил:
– Разве за плечи не хватали сегодня? Сами
вы врете.
– Так что с плечами? – нахмурился
участковый.
– А нас баба Катя видела, – подал
голос Митя, – она за всеми из своей комнаты подглядывает…
Привели старуху, та подтвердила слова малыша.
Не отказала себе в желании и приукрасить события.
– Еще и головой об стенку
шандарахнула, – заявила пенсионерка. – Светка, она такая, слишком
бойкая.
– На срок тянет, – побарабанил
пальцами по столу участковый. – Как поступим? Говори, Митя.
– Нам ремонт нужен, – деловито
ответил ребенок, – пусть тетя Света комнату в порядок приведет, тогда я
заявление заберу. Но если она еще раз ко мне прикоснется, скажу, что
изнасиловать хотела, совращала!
Коростылева ахнула, а милиционер крякнул:
– Далеко ты, Митя, пойдешь!
– Сам о себе не позаботишься, никто не
поможет, – отозвался тот.
Пришлось Свете клеить обои и белить потолок.
Но недолго Митя радовался чистоте. Василия посадили в тюрьму. Дали, правда,
немного, и он скоро вернулся, но Олимпиада окончательно утонула в водке. Она
продала все, что можно, а когда добралась до мебели, Митя исчез. Никто так и не
узнал, куда подевался бойкий мальчик.
Глава 20
– Ну и как тебе мой рассказ? –
осведомилась Алевтина Петровна. – Хороша у кавалера биография? С виду-то
Вася красавец!
– А где он сейчас живет?
– Снова здорово! Специально же
рассказала, чтобы ты поняла: Василий – уголовник и врун, – возмутилась
бывшая докторша.
И тут из открытого окна полетели крики.
Алевтина подскочила к распахнутой раме. Я последовала за ней.
По большой площадке медленно бродили люди,
одетые в разноцветные спортивные костюмы. Один мужчина сидел на земле и,
вырывая пучки чахлой травы, выл сиреной:
– О-о-о-о!
От желтого корпуса бежали две женщины в белых
халатах. Очень быстро они преодолели небольшое расстояние и склонились над
несчастным. Одна стала ласково гладить больного по голове, другая ловко, прямо
через одежду, сделала укол.
– Ему плохо? – спросила я.
Алевтина Петровна вскинула брови.
– Да нет, просто он возбудился.
– А по какой причине?
– Кто ж знает, – грустно ответила
она. – Как говорится, не дай мне бог сойти с ума, нет, лучше посох и сума.
– Следовательно, где Митя, вы не
знаете? – попыталась я вернуться к основной теме разговора.
– Я не интересовалась мальчиком.
– А где живет Василий?
Алевтина Петровна встала.
– Найди себе другого. Пойми, уголовник
был тут последний раз месяцев шесть тому назад. Уж не знаю, зачем прикатил,
только пробыл недолго, с полчаса у бабки провел и уехал. Я тебя понимаю, он
парень красивый, молодой, небось конь в кровати, но лучше от такого подальше
держаться. Ясно? Больше мне сказать нечего.
– Может, Олимпиада в курсе?
– Ну ты и настырная! – восхитилась
Алевтина. – Липа совсем без ума и пьяная всегда. Если трезвеет, то связных
слов от нее не жди, с Райкой Клюквиной они близняшки. У той и фамилия
соответственная – Клюквина, вот и клюкает.
Неожиданно в голове заворочались смутные
воспоминания: «Клюквина клюкает…» Кто, где и когда говорил мне эту фразу?
