Он ничего не сказал вслух. Хотя выводы для себя сделал. Что
поделать, такова се ля ви. Старлею очень нравилось стоять именно здесь, где
практически не стреляют, где лишь изредка замаячит на горизонте разведка
душков, которую в первую очередь постараются отогнать сами обитатели кишлака.
Уютное местечко посреди войны, где этой самой войны словно бы и нет.
И глупо было бы ставить старлею в вину эту потаенную радость
– инстинкт самосохранения человеку свойствен даже сильнее всех прочих
инстинктов, дело житейское. И все же был тот легонький страх, что прочитывался где-то
под поверхностью, – опасался старлей, что появление загадочной группы
может, чего доброго, нарушить прежнюю идиллию, опасался, что уж там. А потому
вызывал у майора чувства сложные и отнюдь не благостные: от легкой неприязни до
разочарования непонятно чем и кем…
Он покосился через плечо. Метрах в ста от них, у ветхого
заборчика, торчала стайка местных пацанов, открыто наблюдавших за
новоприбывшими. Хорошо еще, от этих не приходилось ждать пули в спину или
брошенной гранаты, как случалось в иных местах, но все равно, ручаться можно,
они тут торчали не просто так. Юные друзья пограничников – с учетом местной
специфики. Глаза и уши местной контрразведки, как ее ни именуй. Не мешает
учесть, что доморощенная ГБ, пожалуй что, работает в десять раз эффективнее и
ревностнее любой аналогичной государственной службы, потому что лишена и тени
бюрократии, являет собою плоть от плоти и кровь от крови села, скорее уж деталь
живого организма даже. Бактериофаги, мать их так…
– Обстановка в последние два дня несколько напряженная, –
хмуро сообщил старлей. – Позавчера на одном из дальних пастбищ исчезли
трое местных. По всем признакам, похищены. Двое – молодняк безусый, а вот
третий – человек в селе авторитетный, справный хозяин. Местные в округе рыщут
группами, ищут следы…
– Мы встретили дозор.
– Ага. Их там столько… В местной самообороне стволов
двести.
– Конкретные подозрения на кого-то есть? – Вопрос
был обращен непосредственно к особисту Михалычу.
Трудно сказать, – подумав, ответил тот предельно
взвешенно. – Агентуры у меня в селе нет, а всю исходящую от них
официальную информацию сто раз профильтровать следует… Вроде бы совершенно
немотивированная акция.
– А… этот? – спросил майор.
– У него нет задачи освещать село, – ответил
особист.
Перехватив их взгляды, старлей словно бы оживился:
– Я вам больше не нужен, товарищ майор, такое
впечатление? У вас свои дела пошли…
– Да, вот именно. Можете идти.
– Есть! – браво воскликнул старлей и, четко
повернувшись через левое плечо, направился к блокпосту.
– Нравится ему здесь, а? – не глядя на
собеседника, спросил майор.
– А кому бы не нравилось? – без выражения ответил
Михалыч. – Место тихое…
– Значит, у этого, вашего, нет задачи освещать село?
– Ага. Он вообще-то не здешний, не того тейпа, просто
прижился как-то…
– Да, я знаю. Вы мне расскажите немножко подробнее, что
за человек.
Кура Абалиев, шестьдесят пятого года рождения. «Кура» –
по-местному «ястреб». – Он усмехнулся, слегка отступив от официального
тона. – Очень удобно, и оперативного псевдонима искать не надо, вот он,
готовый… Бывший лейтенант Советской армии, танковые войска. В восемьдесят
девятом, так сказать, самодемобилизовался. Семья была здесь, в Чечне, но
куда-то пропала во всей этой каше. Дальнейшая биография – темный лес. Вроде бы
в «незаконных» не числился, ихний тейп из Надтеречного района, с дудаевцами
всегда был в контрах. Но почему он обретается здесь, а не в местах компактного
проживания тейпа, непонятно. Ссылается на личные причины. Никаких счетов с
однотейповцами у него нет, это-то как раз проверке поддавалось…
– А все остальное?
– То, что он на самом деле Кура Абалиев, лейтенант и
танкист, уже проверено конкретно. С остальным – полный мрак, и тут уж ничего не
поделать, не от меня зависит. Сам понимаешь, майор, – агентурная сеть
давным-давно разрушена, восстанавливается с превеликими усилиями, документов
нет, да и не везде они остаются… Что тебе объяснять? Работает он, во всяком
случае, нормально. Все разы, что водил оперов на рандеву, обходилось гладко.
Ваши так сами говорили. К кому вы там ходите, мне знать не полагается, а
значит, и не стремлюсь знать. Главное, не было до сих пор накладок и жалоб. У
тебя что, есть на него какая-то компра?
– Да нет, – ответил майор не раздумывая. –
Просто хочу еще раз все сам обнюхать… Фиксируют, а? – показал он
подбородком в сторону младого поколения.
– Уж это точно…
– А местные засекают выходы на встречу?
Боюсь, что да, – признался Михалыч. – Даже
наверняка. И ничего тут не поделаешь – наблюдение у них отлично поставлено, а
окрестности знают лучше любого из нас. Или из вас. Я в свое время докладывал
эти обстоятельства, майор. Со мной согласились, что ничего тут не поделать… В
любом случае, работать не мешали. Потому, надо полагать, что никакого вреда для
них от этого пока что не было. Они тут прагматики по жизни, как крестьянам и
положено. Не помогают и не мешают.
– А эта недавняя история с похищением может что-то
изменить?
– Трудно сказать, майор. Трудно… Непонятная история. О
выкупе, во всяком случае, вроде бы никто пока не заикался. Уж такое до меня
дошло бы… Непонятно, – повторил он со вздохом. – Этот ихний
Алхазаров, которого сцапали с сыном и племянником, – мужик битый, кому
попало не поддался бы, вовремя заметил бы и отбился. Он у них тут числится
среди местных крутых, не в смысле криминала, а в рассуждении жизненного опыта,
зажиточности и ловкости… И вроде бы нет в окрестностях бандочек, которым он
что-то мог задолжать, на хвост наступить… Непонятно.
«Еще бы, – мысленно продолжил майор. – Нет в
округе других банд, кроме Джинна с братией. А Джинн с этим кишлаком никак не
повязан – ни старыми счетами, ни кровной местью. Да и какая может быть кровная
месть, если чеченцев у него – процентов десять от общего количества? Разве что
самодеятельность чья… нет, не допустит Джинн никакой самодеятельности в ущерб
делу. Р-раз – и на манер того, что было под Бихи-Юртом…»
Ну, там было немного по-другому, правда. Там Джинн самолично
положил из ручника восемь человек казанских, выпускничков подпольного
ваххабитского заведения, обучавшего не только теории, но и практике – с упором
на подрывное дело и диверсии. Он искал агента, подозревал, что агент среди этих
восьми. Вот только ирония судьбы в том, что все восемь были честнейшими
ваххабитами, а тот, искомый, по имени Каюм, как раз и наблюдал это поучительное
зрелище, стоя среди тех, кто был вне всяких подозрений…
– Вообще нам бы усиление не помешало, – прервал
его размышления Михалыч. – Тут по автостраде в последнее время повадился
муфтий Мадуров ездить, со свитою. А он, сам знаешь, тоже проходит как
«социально близкий», меня задергали, настрого требуют обеспечить безопасность…
а с кем? Мне всего-навсего два срочника приданы, у старлея тоже не рота… Ты не
подумай, что я тебя своими проблемами гружу, просто обстановку обрисовываю как
можно более выпукло…
