– У тебя срок еще через две недели!
– Все равно! Вот он какой! Вышвырнул
жену.
Я порезала лук и пожала плечами.
– Успокойся. Выполнит дела и вернется.
– Нельзя оставлять беременную жену.
– Но ведь Гена на работе!
– Нет! У него три свободных дня!
– Да? Зачем же он отправился в Лапин?
– Вчера позвонила тетка, которая следит
за могилой папочки. На кладбище вандалы поработали, надгробную плиту
исписали, – вопила Ольга, – Гена поехал ее в порядок приводить! Меня
кинул! Укатил и не звонит! Не волнуется о супруге.
Я принялась шинковать капусту. Никакого
желания утешать Ольгу у меня не появилось.
– Сделаю аборт! – злилась
Белкина. – Все! Так ему и надо! Не получит ребенка!
Стараясь сохранять спокойствие, я схватила
терку. Нет, теперь поздно думать о прерывании беременности. Даже если вызвать
искусственные роды, младенец появится на свет вполне жизнеспособным.
Впрочем, равнодушно на заявление об аборте
прореагировали и все прибежавшие вечером домочадцы. Ни Катя, ни Сережа, ни Юля
ничего не сказали Оле. Я же, утомленная целым днем общения с Белкиной, ощущала
себя словно выжатая тряпка. Поэтому, едва семья расселась за столом, у меня вырвалось:
– Очень голова болит.
– Иди, Лампудель, полежи, –
сочувственно сказал Сережка.
– Ага, – мигом отреагировала
Оля, – а мне-то как плохо…
Не желая слушать очередную порцию жалоб, я
убежала к себе и рухнула в кровать. Вот странность, вроде я ничего не делала,
успела лишь сноситься на рынок и сварить борщ, все оставшееся до вечера время
прошло в праздности, потому что ноющая Белкина требовала к себе внимания. Но
почему же я устала так, словно пару раз взобралась на вершину Останкинской
телебашни, таща на плечах мешок с кирпичами? Вернее, не так! Бегая по
ступенькам, утомишься физически, а я убита морально. Наверное, глупо звучит, но
это так.
А еще меня душит жаба. Пару дней назад Белкина
взяла у меня большую сумму в долг, ей хотелось купить себе новое колье. У Гены
же тощий карман, и он предложил жене скромную цепочку. Олечка сначала устроила
мужу скандал, потом принеслась ко мне и вытянула почти все подкожные, пообещав:
– К Новому году отдам.
Белкина умеет добиваться своего. Я дала ей
целых три тысячи долларов и вот теперь мучаюсь жадностью. Я очень хорошо
понимаю: долг вернется не скоро. В этом вся Белкина, она всегда получает то,
чего хочет, попросту «ломает» человека.
Темноту прорезал громкий, надрывный крик. Я
вскочила, не поняв спросонья, кто это визжит. В коридоре поднялась суматоха.
– А-а-а!
– Лялечка! Тише.
– Скорей, воды!
– Юля, неси шприц.
– А-а-а!
– Позовите Костина!
– Вовка-а-а! Скорей!
– Лизавета, таз!
– Несите ее в комнату.
– А-а-а!
Нашарив ногами тапки, я вылетела из спальни и
столкнулась с Вовкой.
– Что? – нервно спросил
майор. – Кому плохо?
– Не знаю!
Из ванной выбежал Кирюша с большим полотенцем.
– Гена умер, – закричал он, –
Оле только что на мобильный позвонили.
Я схватилась за стену и машинально глянула на
часы. Всего лишь десять вечера. Я заснула от усталости, вот и показалось, что
уже глубокая ночь.
– Как умер? От чего?
– В аварию попал, – бормотнул
мальчик, – никаких подробностей не знаю! Мама Лялю сейчас в свою больницу
повезет, в отделение, где беременность сохраняют.
– На машине разбился! – ахнула я.
Костин быстрым шагом двинулся по коридору, я
осталась стоять у косяка, пытаясь справиться с головокружением.
Гена попал в аварию? Он умер? Нет, такого
просто не может быть! Произошла ошибка, кто-то просто по-идиотски пошутил.
Но, увы, я ошибалась. На следующий день мы уже
знали всю правду. Гена, очень аккуратный, всегда трезвый водитель, по
непонятной причине не справился с управлением, причем на самом опасном участке.
На трассе Москва – Лапин есть одно место, где дорога сначала делает резкий
поворот, а потом сразу отвесно идет вниз. Выкрутив руль, водитель должен
мгновенно начинать тормозить, впереди маячит мост через довольно глубокую реку.
Сколько народу разбилось на этом отрезке, и не сосчитать. ГАИ повесила
соответствующие знаки, но все равно кое-кто из водителей, проигнорировав
сообщение о крутом повороте, вылетает за пределы дороги, далее варианты
разнятся. Одним везет, они не добираются до моста, оказываются в овраге и имеют
шансы выжить. Другие же, проломив хлипкое ограждение, летят с приличной высоты
в воду. В случае с Геной события развивались по второму сценарию, причем
приняли они самый худший оборот.
Авария произошла под утро, шоссе в этот час
практически пусто. Только в восемь водитель грузовика, следовавшего в Москву,
заметил проломленное ограждение и сообщил о неприятности на пост ДПС. Отчего
остальные шоферы равнодушно проносились мимо – непонятно. Может, они полагали,
что милиция уже в курсе произошедшего и не стоит лишний раз дергаться? Не знаю,
эти или какие другие мысли бродили в головах у людей, мирно уносящихся прочь от
места трагедии, но факт остается фактом: только к полудню на берегу реки
оказались водолазы и необходимая техника. Машину довольно быстро выволокли на
берег, по номеру установили владельца, связались с Москвой. В общем, тягомотина
длилась до позднего вечера. Ляле позвонили в двадцать два часа. В тот день,
когда она, прибежав ко мне, жаловалась на невнимательного мужа, бросившего на
пару дней жену, чтобы привести в порядок могилу тестя, Гена уже был давно
мертв.
Самое ужасное, что тело его обнаружили не
сразу. Водолазы методично обшаривали дно, но труп, простите за дурацкий
каламбур, словно в воду канул. То ли его унесло течением, то ли затянуло в
омут. И лишь когда уже было принято решение прекратить поиски, тело Геннадия
нашлось.
Лялю Катя поместила в клинику. Правды Белкиной
мы не рассказали. Задержку с похоронами Костин объяснил просто:
– Олечка, Гена-то погиб не в Москве, надо
соблюсти кучу формальностей, они занимают не один день.
Ничего не понимающая Белкина только кивала.
Больше всего я боялась, что тело не обнаружат и придется сообщить Ляльке
истину. Но потом из Лапина последовал звонок, и у меня отлегло от сердца.
