– В результате аварии у Белкина случился
перелом позвоночника, – не замечая удивления Наты, вещал болтун, –
его отправили в больницу, и там уже у него случился инсульт. Насколько я знаю,
виновника аварии поместили в психоневрологический интернат.
Изумленная до крайности Ната поехала в это
учреждение и выяснила совсем уж невероятные вещи. Григорий Павлович жив до сих
пор, если, конечно, его состояние возможно назвать жизнью. Престарелый ученый
после перенесенного тяжелого инсульта практически превратился в растение. Он не
может ходить, не способен разговаривать, но живет, несмотря на то что о нем
никто, кроме медицинского персонала, не заботится. Сами понимаете, как
санитарки и медсестры «любят» подобных больных. Оля от отца отказалась. В
интернат она никогда не приезжает, в платное отделение, где условия лучше, папу
переводить не собирается.
– К сожалению, – пояснили Нате в
интернате, – у нас три четверти стариков, у подавляющего большинства
которых имеются дети, но они не собираются возиться с ненужными им родителями.
Ната вернулась в Москву в тяжелом состоянии.
Некоторое время она старательно решала непростую для себя задачу, нужно ли
сообщать Белкиной о том, что узнала. Но потом решила: не следует разговаривать
с Ольгой на эту тему. Тем более что Ната очень хорошо понимала, какую реакцию
выдаст бывшая одноклассница. Скорей всего та воскликнет:
– Ну и что? Как мне за ним ухаживать?
Самой не справиться. Сиделку нанимать – средства не позволяют. Он же в
медицинском учреждении находится, там помощь оказывают круглосуточно! Отчего я
объявила папу умершим? Так разве он жив? Лежит, ничего не соображая.
И так и этак прокрутив ситуацию в голове, Ната
посоветовала Роману:
– Если не сумеешь справиться с Ольгой,
скажи: «Оставь меня в покое. Иначе всем расскажу про случившееся в Лапине».
– А что там произошло? –
заинтересовался Оболенский.
– Неохота рассказывать, – буркнула
Ната, – некрасивая история. Ольга полагает, что о ней никто не знает.
Думаю, Белкина испугается и притихнет.
– А если нет? – насторожился Роман.
– Тогда я расскажу тебе все детали
мерзкого дела, – пообещала Ната, – и пугнешь Ольгу по-настоящему.
На кухне повисла тишина.
– Скажите, Ната, Роману был нужен сын
Ольги?
– Что вы, – усмехнулась
Красавина, – конечно, нет. Он сильно сомневался, что это его ребенок.
Понимаю, куда вы клоните, нет, Оболенский не стал бы организовывать похищение.
Он очень любит свою жену, не хочет беспокоить ее. Зафигом ему младенец?
Оболенский хотел лишь одного: чтобы Ольга раз и навсегда оставила его в покое.
– А женщина!!!
– Вы о ком? – удивилась Ната.
– Ну та, несчастная, сбитая Белкиной на
шоссе, – принялась я с жаром фантазировать. – Вполне вероятно, что ее
родственники, дети или муж, решили разобраться со смертью мамы и жены, устроили
собственное расследование, вышли на Ольгу и решили отомстить ей! У вас есть
хоть какие-то сведения об убитой?
Ната кивнула.
– Да, только вы снова не в ту сторону
клоните. Несчастная была одинокой женщиной, пенсионеркой, родственников не
имела, хоронили ее за госсчет.
Я вскочила на ноги.
– Ну кто-то же украл Гену! Ната,
вспомните, кому Ольга могла насолить, а?
Та отвернулась к окну.
– Вот сейчас я призадумалась, – тихо
сказала она, – и поняла, что на самом деле ничего про Олю не знала. Она
мне даже про вас словом не обмолвилась.
– А нам про вас, – кивнула я.
– Оно и понятно.
– Почему?
– Ольга хитрая была, – медленно
ответила Ната, – прибегала ко мне и ныла: одна-одинешенька осталась,
никого, кроме тебя, нет. Вот я и помогала ей, чем могла. От меня она к вам шла
и ту же песню пела. Невыгодно Белкиной было нас знакомить, как тогда несчастную
маргаритку изображать?
– Вообще-то у нее муж был, –
протянула я, – следовательно, одинокой ее не назвать!
– И что она вам про него говорила? –
усмехнулась Ната.
– Ну… супруг как супруг, только не очень
богатый. Оле приходилось себя во многом урезать, – припомнила я.
– Со мной она была более
откровенна, – скривилась Ната, – прибегала и ныла: «Во урод! Сидит на
копейках! Господи, где найти богатого! Всю жизнь мне муж-дурак испортил. Хочу
замуж за толстый кошелек, надоело считать копейки». А потом ей Роман подвернулся.
Я притихла. Ната встала.
– Сейчас вернусь, в туалет сбегаю.
Я кивнула.
– Да, конечно.
Хозяйка ушла, а я сидела разочарованная. Увы,
снова я ничего не узнала. На глаза навернулись злые слезы. Чтобы не зарыдать, я
встала, подошла к большому окну и выглянула на улицу. Дождь, ливший несколько
дней, перестал, по тротуарам, радуясь солнышку, торопились прохожие.
Интересно, сколько человек сейчас находится в
Москве? Наверное, точную цифру не узнать никогда, потому что к постоянно
проживающим городским жителям ежедневно прибавляются приезжие, нелегальные
гастарбайтеры, туристы, люди, прибывшие в командировки или приехавшие сюда по
своим личным делам. Сколько тайн хранят те, кто идет сейчас по улицам? Что мы
знаем о своих друзьях, родственниках, соседях?
Вон тот дядечка, слегка лысоватый, упитанный,
который торопится пересечь дорогу, пока горит зеленый свет, что прячет он от
всех окружающих? Интеллигентный, приятный, хорошо одетый, с дорогим портфелем,
что он в свое время натворил? Убил жену, тещу? Сделал подлость коллеге по
работе, подсидел товарища? Украл чужую диссертацию, приписал себе авторство
чужой книги?
А вон та милая женщина с хозяйственной сумкой?
У нее какие грешки? Аборт от любовника? Брошенный в роддоме ребенок?
Пристроенная в богадельню мать?
Что плохого совершила старушка, стоящая на
автобусной остановке? Изменила супругу? Украла в магазине конфеты? Избила
собаку? Или в ее душе хранятся совсем уж страшные тайны!
Я отошла от окна. У каждого из нас, у каждого,
без исключения, есть в глубине души маленькая комната, где тщательно замурована
очень неприятная для владельца информация. У всех людей есть такие моменты в
жизни, о которых лучше не вспоминать. Святых на земле не бывает. Впрочем, даже
у тех, кого мы теперь считаем эталоном, случались некие проступки, не все
безгрешны, кое-кто поступал, на мой взгляд, гадко.
