Ей хотелось, чтобы он остался, хотела провести ночь в его объятиях, но это было их первое свидание. Черт возьми, была еще одна причина, почему секс на первом свидании был ошибкой: если ты действительно привязываешься к человеку, все слишком быстро может стать очень сложным.
Она оперлась на его плечи, слезла со скамьи и встала рядом с ней. Ее платье скользнуло вниз, но Джефф подхватил его, вставая и помогая ей одеться. Его сильная рука легла ей на плечи, и он снова поцеловал ее.
– Может быть, спустимся вниз? – предложил он.
Она кивнула. Он застегнул пуговицу на брюках и подхватил ее на руки.
– Что ты делаешь?
– Несу тебя, – ответил Джефф.
– Почему?
– Я еще не готов отпустить тебя.
Он отнес ее вниз, в ванную комнату, где опустил на пол у раковины. Ванная была большая и роскошная: Амелия специально оговорила этот момент, когда продумывала дизайн квартиры.
– Не желаешь ли принять ванну? – спросил он.
– Джефф, ты меня избалуешь.
– Это самое меньшее, что я могу сделать. Я порвал твои трусики.
Она вспыхнула, вспомнив, как завел ее звук рвущейся ткани:
– Да уж.
Она отвернула краны, и в огромную ванну полилась вода. Амелия сбросила платье; Джефф тоже разделся. Она взяла банку соли для ванн и бросила щепотку в теплую воду. Странно, но Амелия никогда не принимала ванну с мужчиной, однако Джефф, казалось, чувствовал себя как дома, и это успокоило ее.
Он оперся спиной о стену и притянул ее к себе так, чтобы ее спина прижималась к его груди, взял губку, лежащую на подставке рядом с ванной, выдавил на нее немного геля, и она вздрогнула в предвкушении.
– Расскажи мне о себе. Как ты стала всемирно известной наследницей?
Она откинула голову ему на плечо, пытаясь понять, не дразнит ли он ее, но его лицо выражало искреннюю заинтересованность.
– Скорее, печально известной.
– Ничего подобного, – возразил Джефф. – Рассказывай.
– А что ты знаешь обо мне? – спросила она.
– Я знаю, что твой отец – Огастес Манро, а мать – Миа Доменичи, легендарный дизайнер.
– Мой отец уже был женат, когда встретил мою мать. Между ними вспыхнула «огненная страсть», как она это называет, и от этого, по-видимому, невозможно было отказаться.
– Невозможно? – спросил Джефф.
Амелия покачала головой, чувствуя, что теперь понимает свою мать. До Джеффа ей не приходилось испытывать такую страсть. Почему он? Что так сильно привлекает людей друг к другу? Она была уверена, что ее мать тоже не могла понять, почему воспылала такой страстью к Гасу Манро.
– А с тобой такое случалось? – спросил Джефф.
– Только однажды, – ответила Амелия, но не уточнила, что имеет в виду его.
Он провел губкой по ее телу. На каждое движение ее тело отвечало пульсацией между ног.
– А с тобой? – спросила она.
– Расскажи, как это бывает, – попросил он.
Амелия пожала плечами, не в силах подобрать слова, которые не выдали бы ее чувств.
– Я не знаю, как это описать. В случае моих родителей этого было недостаточно – вот все, что я знаю наверняка. Они отчаянно нуждались друг в друге, но не могли жить вместе.
– Это больно, наверно. Ты поняла это еще в детстве?
– Нет. – Она покачала головой. – Мы с Огги часто чувствовали себя в лодке в бушующем море и изо всех сил пытались не перевернуться. – У Амелии снова возникло ощущение, что она выдает слишком много секретов. Она решила закрыть глаза – и рот – и наслаждаться его прикосновениями, сколько бы это ни продлилось.
– Не припоминаю, чтобы ты часто появлялась в газетах, когда была ребенком, – осторожно сказал Джефф, желая собрать о ней побольше информации: он уже понял, что, если станет требовать, она ничего ему не скажет.
– Большую часть детства я провела в Нью-Йорке, но мной не интересовались, пока мне не исполнилось восемнадцать. Признаться, тогда я была страшненькая.
– Ни за что не поверю. – Он покачал головой.
Амелия пожала плечами:
– Так или иначе, это правда: я носила брекеты и очки и была так ужасна, как только может быть девочка-подросток, к огромному огорчению моего отца.
Она говорила немного сбивчиво, и он понял, что она ведет себя так, когда нервничает.
– Я уверен, ты была очаровательна.
Амелия покачала головой:
– Ты говоришь обо мне теперешней, но если бы встретил меня тогда, то даже не заметил бы меня.
– Тут ты ошибаешься, – возразил он. – У меня ведь две сестры. Если ты была наполовину так ужасна, как они, я подошел бы к тебе, просто чтобы сказать, что ты не одинока.
Она подняла усталые глаза, какими смотрела на него каждый раз, когда пыталась понять, говорит ли он правду, и он надеялся, что в его глазах она увидит искренность.
– Значит, потом ты стала привлекательной молодой женщиной, и папарацци стали виться вокруг тебя?
Амелия рассмеялась, и от этого чудесного звука Джеффу захотелось обнять ее крепче.
– Не совсем. На премьеру фильма моего тогдашнего парня мама придумала мне потрясающее платье, и, когда появились наши с Энди фотографии, люди начали спрашивать, кто я, а Энди им отвечал. Мы появились вместе еще на нескольких мероприятиях, потом расстались, но папарацци продолжали преследовать меня, и тогда мне это нравилось. Моим родителям тоже: это позволяло нашей фамилии чаще мелькать в газетах.
Энди был Эндрю Холлингсом, одним из самых горячих голливудских режиссеров. Она жила в мире звезд, и на секунду ему стало интересно, соответствовал ли ему его британский аналог. Однако по тому, как Амелия отвечала ему, Джефф понял, что не стоит спрашивать.
Между ним и Амелией словно пробегали искры. Джефф подумал, что, возможно, это и была огненная страсть – это мощное влечение к ней. Однако он предположил, что это просто новизна вожделения заставила его так думать. Джефф отложил губку, чувствуя, как снова возбуждается от прикосновений к ней. Он снова хотел ее и знал, что сегодня она еще раз будет принадлежать ему, но не сейчас. Джефф хотел знать об Амелии больше, чем то, как ее тело реагирует на его касания. Он хотел знать, что за секреты она прячет в глубине глаз. Ему нужно было знать каждую деталь ее прошлого и настоящего. Проклятие, он был одержим ею! Как это случилось? Началось это где-то по пути из ресторана сюда – возможно, когда она впустила его в свой сад, показала ему свое тайное убежище – и позволила войти в ее тело. Джефф постарался сосредоточиться.
– Тогда ты и решила, что папарацци можно использовать? – спросил он.
– Может показаться, что я испорченный ребенок, но, пожалуйста, помни, что я была молода и не слишком разумна, – ответила она.
