Но Вероника не отреагировала. Пару минут она
остановившимся взором глядела на бумажку, потом с огромным трудом выдавила:
– Бред какой-то! Тебе повстречалась
сумасшедшая.
– Записку передал мужчина.
– Значит, псих, – поправилась
Ника. – Выброси ерунду в помойку.
Как ни старалась подруга изобразить искренное
удивление и полнейшее равнодушие, Настя очень хорошо поняла: случилось нечто
экстраординарное. Иначе почему у Ники трясутся руки и дрожит нижняя губа?
Ночью Настя никак не могла заснуть, забылась
лишь после трех. Но не успела она погрузиться в сладкую дрему, как чья-то рука
потрясла ее за плечо.
– Кто? Что? – подлетела над постелью
Настя.
– Тише, – шикнула Ника.
– Мадо заболела? – испугалась бывшая
чертежница.
– Нет, – шепотом ответила
Ника. – Послушай, если со мной и Игорем случится нехорошее, ты ведь не
бросишь Мадо?
– Конечно, не брошу. А что может
произойти? – оторопела Настя.
– Не знаю, – вздохнула Ника. –
Всякое бывает: люди под машину попадают, в катастрофах гибнут, умирают от
болезней.
– Не всем на роду написаны трагедии. И вы
молодые, здоровые.
– Верно, – согласилась Ника, –
но отчего-то мне тревожно.
– Из-за рисунка? – рискнула спросить
Настя.
– Если уж Амалия решилась… – начала
Вероника и тут же замолчала.
– Ну, говори, – поторопила Настя.
– Не о чем.
– Кто такая Амалия?
– Амалия? Понятия не имею.
– Ты же произнесла секунду назад: «Если
Амалия решилась».
– Я?
– Ну да.
– Тебе показалось, – твердо ответила
Ника.
Настя схватила подругу за руку и вздрогнула –
у той были ледяные пальцы.
– Я могу помочь!
– Нет, – неожиданно ответила
Ника, – лучше тебе ничего не знать.
– Расскажи, – настаивала
Настя, – станет легче.
– Это вряд ли, – дернула шеей
подруга, – слишком тяжелая ноша, давит на плечи, к земле пригнула.
– Ты ее сбрось!
– Невозможно, – безнадежно выдохнула
Вероника. – Впрочем, после твоего обещания не оставить Мадо стало лучше.
Неожиданно Ника обняла Настю, прижала к себе и
глухо сказала:
– Никогда тебе не говорила, а зря,
наверное. Ты для меня особый человек. Спасибо за все!
– Прекрати, – перепугалась Настя.
– И прости, коли что не так, –
медленно договорила Ника.
– Лучше расскажи о своей тревоге, –
потребовала Настя. – Беда, поделенная на двоих, делается легче вполовину.
Ника встала, дошла до двери, потом обернулась.
– Хорошо! Только нам надо остаться
вдвоем. Давай в понедельник с утра? Я могу на работу к полудню пойти.
– Заметано, – согласилась Настя.
Но в понедельник поговорить не удалось. А на
следующий день Игорь и Ника погибли от рук грабителя.
Настя не позволила себе заболеть от горя, она
активно стала участвовать в организации похорон Гостевых. Материальные расходы
взял на себя завод, но убирать в квартире друзей следы кровавого преступления,
собирать одежду для покойных, а главное, заботиться о Мадо пришлось Насте.
Самым тягостным оказался день погребения. Как
назло, он выдался замечательным – солнечным, ласковым. На кладбище, где
собрались почти все коллеги погибших, весело пели птички, и Настя с огромным
трудом удерживалась от истерического вопля. Хотелось задрать голову в небо и
заорать: «Почему?»
Процедура прощания затянулась. Сначала
говорили речи, в которых обещали никогда не забывать убитых и помогать их
дочери, потом гробы под музыку оркестра опустили в могилы, холмики завалили
цветами.
Настя машинально фиксировала: вот венок от
месткома, а этот от парткома, букет кладет секретарь директора, гирлянду
разворачивают рабочие… Среди знакомых лиц появилось неизвестное. Невысокий
мужчина, в неприметном сером костюме приблизился к свежим могилам. На голове у
товарища сидела шляпа, по тем годам непременный атрибут одежды
инженерно-технического работника (пролетариат массово носил кепки). Но не
головной убор привлек внимание Насти. Директор завода, партиец старой закалки,
осуждающе относился, как он говорил, «к попам» – борода и усы вызывали у него гнев,
поэтому на предприятии у всех мужчин были гладковыбритые щеки. Лицо незнакомца,
старательно укладывавшего сейчас на глиняные комья четыре чахлые гвоздички,
покрывала буйная растительность, а глаза прятались за большими, сильно
затемненными очками. Ясное дело, мужчина был не из заводских.
Настя занервничала. Всех малочисленных
приятелей Гостевых она великолепно знала, и бородачей среди них не водилось.
Чертежница окинула внимательным взором фигуру мужчины и увидела на его ногах
рыжие ботинки на небольших каблуках, обувь выглядела слишком маленькой и
изящной.
Словно почувствовав чужой интерес, незнакомец
быстро сделал несколько шагов в сторону и слился с толпой. Настя кинулась за
ним. Но пока женщина протолкалась сквозь толпу, неизвестной личности и след
простыл…
Дальше начался кошмар. Настю просто затаскали
по допросам. Она, правда, прикинулась полудурой и все бубнила: «Ничего не знаю,
служила у Гостевых домработницей. Кого угодно спросите: сумки таскала, за
девочкой присматривала, в курсе дел хозяев не была».
Следователь сразу ей сказал:
– Мы вас не подозреваем, просто хотим
найти убийцу.
Но Настя стояла на своем: ее хата с краю.
Женщина хорошо понимала – в жизни подруги имелась тайна. Из-за нее и погибли
Гостевы. Мужчина, который сначала всунул в руку Насти записку, а потом пришел
на кладбище, знает правду, но рассказывать о бородаче нельзя. Очевидно, секрет
страшен, лучше молчать. И еще: Настя надеялась, что ей отдадут на воспитание
Мадлен. Чертежница наивно полагала, что раз родители погибли, но есть женщина,
готовая взять ребенка и заботиться о нем, государству выгодней вручить Мадо
Насте, чем тратить деньги на содержание сироты.
Как же Настя ошибалась!
– Одинокой, не работающей женщине никто
не позволит воспитывать девочку, – заявили в ответ на ее просьбу в органах
опеки.
