— Ма-аш, заходи! — крикнула я, и тут же из-за маминой спины показалось загорелое лицо.
— Поль, я на минуточку! — сказала подруга, входя.
От нее веяло летом и вкусно пахло земляникой, к воздушному белому сарафану очень подходила плетеная сумочка, напоминающая лукошко для грибов. Мама уже сообщила Маше, что я рассталась с парнем, и сейчас, со страхом ожидая соболезнований, я молча смотрела на подругу, мысленно заклиная ее не трогать больную тему. Маша спокойно выдержала мой взгляд. Она села рядом со мной у письменного стола и вытащила из сумочки-лукошка розовую папку.
— Я тебе принесла кое-что, — сказала она, раскрывая папку и вынимая оттуда аккуратно скрепленные листки. — Вот, скачала из Интернета. Почитай…
Я взяла листочки. "Расставание и работа горя" — значилось в заголовке. Еще месяц назад я отбросила бы от себя эти бумажки, потому что меня пугало все, что связано со словами "расставание", "горе". Но мне больше нечего было бояться: все уже случилось.
— Спасибо, почитаю, — прохрипела я, и подруга тут же поднялась.
— Я пойду, Полин… — Маша подошла к двери. — Но ты знай, что я у тебя есть. Я эту статью читала и понимаю: сейчас тебе не до меня… — она опустила глаза, и я увидела, как напряглись ее пальцы, сжимающие ручку плетеной сумочки. — И все равно ты помни, что я с тобой…
— Маш, спасибо! — выдавила я из себя, сдерживаясь, чтобы не заплакать.
— Все, пока! — заторопилась Маша и скрылась за дверью.
Я схватила статью. То, о чем писал неизвестный мне психолог, было знакомо до боли. Оказывается, когда у человека случается горе, сначала он отрицает случившееся. Так было со мной: временами накатывало чувство, что ничего страшного не произошло, я ошиблась, и скоро Саймон найдет меня… Я каждый раз вздрагивала, когда звонил мобильный: а вдруг это он? Потом наступает фаза острого горя, когда каждая мелочь вызывает слезы, когда не можешь спать, а сердце днем и ночью жжет огнем. А через некоторое время приходит отупение. В статье очень хорошо было написано: от всего мира тебя как будто отделяет невидимая оболочка. Ты в капсуле, куда не проникают солнечный свет, эмоции, события. Мир сам по себе, а ты сам по себе. Именно это я и ощущала. Мне хотелось узнать — будет ли конец мучениям? Но однозначного ответа в статье не было. Там только говорилось, что подобное состояние может длиться около года. И единственное, чем можно облегчить его хотя бы отчасти, — это попытаться отвлечься на проблемы других людей и на какую-то деятельность.
— Полина, ты что-нибудь решила насчет работы? — раздался из-за двери голос мамы. Она уже не первый день уговаривала меня устроиться в больницу, чтобы я "не кисла дома".
— Мам, я уже сказала — не хочу! — раздраженно крикнула я.
— А что тогда? — она тут же вбежала в комнату и встала передо мной, воинственно подбоченясь. — Сидеть перед телевизором целыми днями?
— А в больнице, что я буду делать?
— Наберешься там этой своей психологической практики…
— Вынося горшки? — простонала я.
— В том, чтобы помогать людям, нет ничего зазорного! — произнесла мама свою излюбленную фразу.
— Я уж лучше пойду работать волонтером! — высказалась я, лишь бы что-то возразить. Мой запал спорить быстро сходил на нет. Это раньше наши перепалки длились часами, теперь я все чаще жалела маму. Мне стало казаться, что я старше ее. Вот и сейчас, глядя, как она стоит, вся растрепанная, посреди комнаты, по-детски уперев руки в боки, я ощутила острое сочувствие к ней.
— Волонтером? А ведь правда, Полиночка! Сейчас многие этим занимаются… — задумчиво проговорила она. — Подожди минуточку… — она вдруг побежала на кухню.
Через минуту мама вернулась с газетой в руках:
— Вот, посмотри-ка, здесь приглашают всех желающих помогать больным детям! Девушка какая-то организовала фонд помощи больным раком… — она протянула мне измятый листок. Синей ручкой на нем была отмечена маленькая заметка под названием: "Помоги им сегодня, потому что завтра будет поздно!"
— Давай уж… — проворчала я.
Когда мама ушла, я несколько раз перечитала статью. Все это здорово — помогать больным детям и прочее, но я не могла заставить себя позвонить куда-то, разговаривать с кем-то. А потом придется выйти из дома, видеть людей, влюбленные парочки на лавочках… Нет! Ни за что! Я отбросила от себя газету и вновь включила телевизор…
И все-таки, когда закончился отпуск, мама уехала в Бетту немного успокоенная. Я обещала ей, что обязательно позвоню этой Лизе, набирающей волонтеров.
""Скитлз" — не кисни! На радуге зависни!"… Прошло две недели, но я так никуда и не позвонила. Я ничего не ждала и ни на что не надеялась. Отчаяние, нахлынувшее на меня, напоминало холодное ночное море. Мне казалось, что я плыву к берегу в ледяной воде, но стоит ценой неимоверных усилий приблизиться хотя бы на метр к земле, как огромная волна накатывает и отбрасывает меня назад.
… Как-то ночью я проснулась вся в холодном липком поту. Мне снился кошмар. Я не могла вспомнить, но это было что-то тягостное, противное. В голове пульсировало только одно слово: Грасини. Семья генетиков, о которых рассказывал профессор Стоян. Однажды Саймон сказал, что если профессор не сможет помочь ему стать человеком, он обратится к Грасини.
Наверное, даже во сне я пытаюсь придумать, как мне найти любимого. А может быть, сработает? Я так и подскочила на кровати. Сна не было ни в одном глазу. Тихо встала, не включая свет, села за компьютер и вышла в Интернет. Но, увы! Что только я ни забивала в поисковик — "ученые Грасини", "клан Грасини", "биологи Грасини", "семья генетиков", каждый раз один и тот же результат — ни слова о тех, кто мне нужен! Мне попадались Грасини — повара, Грасини — певцы, даже сайт, посвященный брачному аферисту Грасини, но ученых с такой фамилией не нашла.
Я машинально, без всякой надежды, листала страницу за станицей и вдруг наткнулась на форум, где ищут людей или интересующую информацию о каком-нибудь предмете. "Народ, если кто знает что-то о семье известных биологов-генетиков Грасини, сталкивался с ними и может что-нибудь рассказать, черкните в личку, плиз!" — написал некто А.К.
Сердце забилось быстрее, а пальцы запорхали над клавиатурой. "Я кое-что знаю о Грасини. Свяжитесь со мной!" — попросила я незнакомца (или незнакомку).
Я снова легла, но уснуть даже не пыталась. Впервые за последнее время мне захотелось покинуть мой невидимый "кокон". Я поняла, что могу попытаться найти Саймона. И стала вспоминать, что написано о Морских в старинной книге в красном переплете, найденной мною на чердаке нашего дома в Бетте. Кажется, они были замечены в трех местах на Черном море — в болгарском городке Старый Несебр, греческом Санта-Николае и в Бетте. Правда, однажды Саймон сказал мне, что в красной книге про Морских написано далеко не все. Есть еще одно место, где они проводят по несколько лет, стараясь не привлекать к себе излишнего внимания. Это была деревушка в Турции с очень смешным названием. Какая-то Козлы-мозлы. Или Кизил-мизил? Как ни билась, я не могла вспомнить…
