Элиза, одетая в светлый брючный костюм, не спеша шла по бульвару к редакции и обдумывала обложку нового номера. Девушка с удовольствием разглядывала свежую зелень, упорно пробивающуюся сквозь щели кирпичной мостовой, и до последнего момента не замечала Майкла, стоявшего возле бульварной скамейки с цветами в руках. А когда она увидела его прямо перед собой, то вздрогнула, как от удара по лицу, и мгновенно побледнела, не сводя с него глаз.
— Элиза, прошу простить меня… — начал взволнованный Майкл, неловко держа в руке букет белых лилий.
Элиза, тяжело дыша, невероятным усилием отвела глаза от Майкла и резко вздёрнула руку в жесте отрицания и отгораживания. Послышался прерывающийся голос:
— Зачем?.. Я не могу видеть вас… Вы меня убиваете…
Кожа Элизы обескровилась до синевы.
Майкл совершенно не знал, что делать дальше, и растерянно протянул ей букет:
— Это вам…
Но девушка не слушала его — схватившись за грудь, она дышала всё тяжелее и склонялась всё ниже, бормоча:
— Меня сейчас стошнит…
Но в следующий момент она потеряла сознание и упала на мостовую.
Вернее, упала бы, если бы Майкл в ужасе не отбросил цветы и не подхватил девушку. Сам бледный, как хрустящие под ногами лилии, он усадил её на скамейку, стоящую совсем рядом, и уже хотел вызвать медиков, как браслет на руке девушки помигал огоньками и сказал тоненьким голосом:
— Врач не нужен. Сейчас обморок пройдёт. Прошу вас удалиться.
Майкл удивился и рассердился, но браслет настаивал:
— Прошу удалиться, иначе я прогнозирую ухудшение состояния пациентки!
Молодой человек не посмел перечить диагносту, но не ушёл, а отодвинулся за спину девушки и придерживал её за плечи до тех пор, пока она не пришла в себя и опасность падения миновала. Лишь тогда он отпустил её и неслышно исчез.
Майкл с невыразимым отчаянием смотрел издали, как Элиза встала со скамейки, прижала ко рту платок и, покачиваясь, побрела в здание.
Что же мне делать, если девушку, в которую я влюбился, начинает тошнить от одного моего вида?! Моё лицо вызывает у неё психологическую аллергию, рефлекторное отторжение вплоть до обморока…
Раздавленные белые лилии так и остались лежать на красном кирпиче грустным натюрмортом.
Элиза еле дошла до офисной комнаты отдыха и обливалась ледяной водой до тех пор, пока не смыла всю косметику с бледного лица. Потом она забралась в кабинет, напугав секретаря Миру мокрым взъерошенным видом, и заперла за собой дверь. Рухнула на диван ничком и пролежала так весь день, перекусывая успокоительными таблетками. Ни о какой работе она думать не могла и, в ответ на встревоженный крик Миры за дверью, отменила все сегодняшние встречи, хотя одна из них — с крупным рекламодателем — была важной, запланированной ещё месяц назад.
Редкие мысли, которые забредали в её больную голову, были странны.
Как она, упав в обморок, оказалась сидящей на скамейке? Почему ей кажется, что кто-то крепко обнимал её за плечи?
Домой она доехала на такси.
На следующий день Элиза с трудом взяла себя в руки и сумела немного поработать над макетом нового номера.
Постепенно всё улеглось и покатилось привычной колеёй. Только ходить в редакцию Элиза стала по другой стороне бульвара — вид лавочки, возле которой у неё состоялось столь памятное свидание с молодым Уолкером, стал ей неприятен. Она даже подумывала об аренде здания в другом районе, но это грозило нарушением такого количества привычек, что Элиза отбросила идею, привлекательную лишь с одной стороны улицы.
После пятничного обеда пик деловой лихорадки в редакции достиг максимума — номер нужно было сдать сегодня, иначе некоторые бездельники будут работать в уик-энд!
В кабинет Элизы постучали, и посыльный в тёмно-красной ливрее с золотыми бляшками и позументами внёс корзину цветов — хорошо подобранную комбинацию из белых и голубых орхидей. Элиза недоуменно подняла брови, полюбовалась цветами и заглянула в корзину. Там лежал конверт с простым белым квадратиком бумаги, на которой была лишь одна рукописная строка:
Простите меня за то, что вызываю у Вас такие чувства.
Без подписи, но она и не нужна. Когда Элиза прочитала записку, то её всю передёрнуло от неприятного воспоминания и она уронила бумажку в мусорную корзину. К цветам она больше не приближалась — они так и остались стоять в углу, где их оставил вихрастый паренёк-посыльный.
Когда Элиза уходила домой, она покосилась от двери на корзину. Голубые орхидеи — фаленопсисы. Редкий сорт. И дорогой. Но для принцев всё дешёвка.
В субботу она вспомнила о цветах с некоторым раскаянием: не полила ведь. Надо было хоть Мире сказать. За что мучаются бедные твари?
В понедельник она нашла цветы заметно увядшими. Белые неженки особенно насупились на неё за невнимание. Элиза сдвинула брови в ответ и велела выбросить орхидеи. Еженедельный издательский поток дел захватил её, и она почти забыла о несчастной корзине.
Наступила пятница. И опять посыльный принёс цветы. Снова орхидеи, но другого сорта, мильтонии — и великолепные: алые с золотым сердечком. Записки не было. Элиза даже посмотрела ещё раз — не было. Но сами цветы… Элиза хорошо в них разбиралась и поразилась тому, что ни разу не видела такого сорта. Изумительные растения.
У неё не поднялась рука на убийство такой красоты, и она не смогла оставить орхидеи на офисное увядание. Пришлось, нахмурившись, взять их с собой.
Элиза шла по бульвару и несла лёгкую пышную корзину в правой руке. Корзина была доставлена без каких-либо лент и подарочных бумажных обёрток — именно так, как она любила: простая корзина из тёмных ивовых прутьев и цветы в некрашеном глиняном горшке. Больше никакой шелухи. Откуда он узнал?
Прохожие восхищённо смотрели на цветы, потом переводили глаза на Элизу и улыбались. О, ведьмы Бетельгейзе, нельзя не признать, что Элизе было приятно идти с ало-золотым костром в руке: он создавал атмосферу, искривлял пространство и притягивал взгляды. И грел саму Элизу.
Алые орхидеи настолько ей понравились, что она купила ящик с землёй и высадила их на балконе своей квартиры.
В следующую пятницу тёмно-красный посыльный, уже приветливо здороваясь с сотрудниками редакции и секретарём Мирой, принёс корзину не менее восхитительных синих орхидей-каттлей, усыпанных ярко светящимися звёздочками. Третий букет подряд караулила уже вся редакция, и не успел посыльный выйти, как в кабинет набились любопытные и загалдели:
— Вот так Элиза — снежная королева!
— Третий букет!
— В жизни не видела цветов такой красоты!
— Кто этот эстет?
— Он, наверное, страшен, как чёрт, поэтому бьёт прекрасными орхидеями. Коварный!
— Элиза, не томи! Как его зовут?
