— Пошли на море купаться!
И посмотрел на искрящийся горизонт. Очень ему хотелось освежиться в море. Олеся и Виталина почему-то засмеялись, а смуглый Мурат презрительно сказал:
— Ты что — дебил? Всю ночь низовка дула, сейчас вода как лёд, градусов десять.
Ах, вот оно что — низовка, ветер с гор. Феномен апвеллинга, когда ветер отгоняет от берега верхний тёплый слой воды и на смену ему поднимаются чистые и холодные нижние слои.
Илья вздохнул: и почему местные всегда не любят приезжих?
Лето катилось, блестело бликами на мягкой волне, поскрипывало лодочными уключинами, пахло арбузами.
Илья съездил по канатной дороге на вершину Ай-Петри, получил химический ожог от коварного цветочка неопалимой купины и загорел как индеец.
У Миши, сына дяди Серёжи и тёти Люды, был второй велосипед, и местные ребята взяли Илью на прогулку. Собирались ехать с Димкой, Петькой, Муратом, Маринкой, Олесей и Виталиной.
— Поедем по трассе? — спросил Илья, кивая на нижнюю прямую дорогу, блестевшую на солнце. По ней ползли автобусы и вжикали легковушки.
— Нет, поедем по старой севастопольской.
Старая дорога проходила возле обсерватории и двигалась дальше вдоль новой трассы, но была выше её и гораздо петлястей. Ею редко кто из автомобилистов пользовался, и она кое-где расползлась глиняными расщелинами, а то и завалилась камнепадом. Но велосипед проходимее танка: он ветром мчался под уклон, легко огибал выкатившиеся навстречу валуны, трудолюбиво забирался на крутые подъёмы. И каждый поворот открывал новую гору, долину или бухту.
Море было непременным спутником дороги, и серебристо-синее полупространство превращало любой пейзаж в шедевр. Иногда трасса прижималась вплотную к отвесной яйле, тогда скалы бросали на дорогу тень, и становилось прохладно и сумрачно. Серые стены уходили в небо, разрываясь жёлтыми трещинами. В скалистом небе вились стаи ласточек.
Ребята останавливались на привал и делились запасами, захваченными из дому. Самые вкусные бутерброды почему-то оказывались у девчонок — у миниатюрной чернявой Маринки, беленькой стройной Олеси и рыжеватой Виталины, которая на всё смотрела с хитрым прищуром.
К обеденному меню добавляли дикую алычу, кизил и кукулю.
Кое-где встречались родники, заботливо обложенные камнями, со ржавыми трубами, из которых лилась самая вкусная в мире вода.
На привалах оживлённо болтали, смеялись, вспоминали.
— Как-то пошли в лес за кизилом, пробирались по кустам и потревожили осиное гнездо. Как они набросились на нас! Меня оса укусила в ногу — недели две болело и чесалось. А Чарлика, щенка спаниеля, тяпнули дважды. Как он выл! Уже домой вернулись, а он то и дело сядет на укушенный зад и снова обиженно взвывает.
— В первом классе мне каждый день ставили по два укола, но я ни разу не заплакал!
— Зато Вита год назад потеряла свой любимый т-фон и рыдала как носорог.
Мурат никогда не помогал девчонкам управиться с велосипедом, не придерживал ветку на лесной тропе — чтобы она не хлестнула сзади идущего. Его желание быть независимым было чрезмерным.
— Ты невежлив! — сказал Илья Мурату. Когда Илья сталкивался с грубияном, он был подчёркнуто интеллигентен. Если встречался с рафинировано вежливым человеком, ему хотелось быть грубоватым — и он редко сопротивлялся этому желанию. Так интереснее.
Мурат фыркнул:
— Кому нужна твоя вежливость! Это ваши городские выдумки.
— А помнишь, ты мне рассказывал о гидрогеологе Тамаре?
— Помню, ну и что? — хмуро спросил Мурат.
На заимке, стоящей на крымской яйле прямо над обсерваторией, жила с великовозрастным сыном пожилая женщина-гидрогеолог Тамара. И заимка-то была не просто домик в горах, а наблюдательная метеостанция. Раз в неделю Тамара спускалась в магазин — продуктов набрать. Сын сходил с гор редко, предпочитал, чтобы мать носила еду. Он был неудачник и нелюдим. И пил крепко.
В тот зимний день облака висели низко, закрывая вершины гор.
Тамара вышла из магазина с увесистым рюкзаком, посмотрела на мрачные тучи и зашагала в гору. Пару часов неспешной ходьбы нужно, чтобы добраться до перевала. Когда Тамара сделала первую остановку у небольшого озерца, с низкого неба повалил лохматый тяжёлый снег.
Идти стало вязко, и старушка заколебалась — может, вернуться в деревню, переночевать у знакомых? Тогда надо предупредить сына. Порылась по карманам и с досадой поняла, что рацию забыла дома. Надо идти дальше, а то сын волноваться будет.
А снег как с цепи сорвался — на полдороге он уже набрался под колено. С трудом добралась Тамара до родника, где обычно останавливалась на получасовой привал. Но сегодня только стёрла испарину со лба и двинулась дальше — снег так спешит, что за каждую задержку в пути набросает пару лишних сантиметров мокрой липкой массы.
Устала Тамара так, что каждые несколько сот метров присаживалась в сугроб отдохнуть — благо сугробы стали такие высокие, что пробиваться через них стало трудно, а сидеть в них — удобно.
Вот и второй родник. Хоть и длинный был путь, но почти закончен — до перевала с полкилометра пологой дороги осталось, да идущей под скалой, где ветер потише. А от перевала совсем рукой подать до тёплого дома, где сын ждёт, горячий чай, мягкая постель и сон.
Обрадовалась Тамара и двинулась по сугробам дальше. Но они навалились уже чуть не по пояс.
Уф! Остановилась женщина на повороте дороги, привалилась рюкзаком к камню, в затишке. Надо отдохнуть.
Достала термос с чаем, налила в крышку, но так и не донесла до рта: мгновенно заснула под кисеёй летящего снега, под свист перевального ветра.
Какие тёплые сны снятся смертельно усталому человеку, замерзающему в сугробе?
Никто не знает.
Похоронили Тамару на кладбище посёлка Голубой залив — много там хороших людей отдыхает от жизни.
И сын долго не прожил. Сгорел, пьяный, через месяц вместе с заимкой.
— Помню, ну и что? — хмуро спросил Мурат.
— А то, что если бы этот парень был вежлив и хотя бы встречал мать с тяжёлой ношей, то они оба были бы живы. Вежливость нужна для выживания, если бы люди не заботились друг о друге, то мир опустел бы.
Мурат сплюнул и сказал:
— Вы, городские, всегда выкрутитесь. Язык как помело.
На обратном пути над яйлой сгустились тучи.
Возле дороги нашлась красная алыча необычайной спелости и вкусноты. Пока алычу ели и собирали, сзади подкрался проливной дождь. Ребята вскочили на велосипеды — и ходу!
Да поздно — дождь догнал и хлестал по спинам, как по барабанам, лился по лицу, бешено плясал на дороге неистовую джигу.
Гром грохотал всё ближе.
