— Спасибо, легче. Если вы расскажете ещё что-нибудь весёлое, то будет совсем хорошо.
— Вы хотите сделать из меня горохового шута?
— Никто не может сделать из человека горохового шута. Только он сам.
— Именно. И когда я смотрю на вас, то…
— Что?
— Извините, меня зовёт ваша мать.
— Арнольд! Что вы имели в виду?
— Ещё раз извините, но мне нужно бежать. И как можно быстрее!
И новая встреча, новый разговор. Арнольд был наблюдателен и многое знал. Они свободно болтали о важном и о пустяках.
— Вы любите путешествовать, Арнольд?
— Да. Я обожаю старые курортные города, где девушки торгуют с лотков сигарами, февральские цикады трещат в щелях пляжных бунгало, а коллективное наблюдение закатывающегося в океан солнца превращается в шумное шоу на набережной.
Но в таких приморских городах есть диссонирующая, фальшивая, жестяная нота. Раньше люди по-настоящему плавали в океан и с риском для жизни добывали рыбу для пропитания. Теперь уцелевшие лодки этих рыбаков выставлены в музее, а городок из настоящего рыбацкого стал туристическим местом и торгует имитациями старой жизни, делая фальшивые сувениры и устраивая яркие шоу. Может, пройдёт ещё сто лет, и город будет продавать имитации новой генерации, имитирующие нынешние имитации. Прошли мужественные и романтические времена! Глинтвейн с корицей мы греем не у рождественского уличного костра и даже не у камина, а в микроволновке.
Сюзанна, к собственному удивлению, откровенно делилась с Арнольдом своими мыслями и настроениями. Наверное, потому что она не боялась удара с его стороны — ведь Арнольд сам демонстрировал обезоруживающую открытость.
Они шли по королевской оранжерее и рассматривали цветы. Принцесса сказала:
— Мы — эгоисты и почему-то думаем, что мир и розы созданы для нас. Но высоко в горах, куда не ступает нога человека, растут холодные цветы безумной красоты. Они цветут не для нас и считают этот мир своим.
Над цветущими кустами летали и вспыхивали садовые светляки. Арнольд заметил:
— Смотрите, Сюзанна, светлячок обычно летит горизонтально. Но в момент вспышки он всегда устремляется вверх. Слишком много энергии — и она выплёскивается не только светом, но и взлётом. Я завидую этим жучкам, которые так красиво ищут себе подруг.
— Арнольд, вам не кажется, что мы слишком оторвались от природы? Стали слишком рациональны?
— Ну… мы по-прежнему черепахами тянем на себе сладкий груз биологических мотиваций — ищем соперничества и жаждем любви. Эти чувства и стремления помогали победить в стае и выжить стаей. Но — увы! — биологические мотивы часто выглядят старомодными в эпоху космической экспансии и искусственного интеллекта. Сейчас компьютеры выдают прогноз на семейное счастье.
Сюзанна вдруг резко остановилась и посмотрела на Арнольда:
— Император, когда прекратятся войны и вражда между Северными и Южными? Когда мы станем миролюбивее и терпимее?
— Думаю, что очень скоро. Тысячелетиями разные народы ненавидели и резали друг друга. А сейчас? По улицам европейских столиц мирно ходят круглолицые потомки монголов-кочевников, красующиеся не в шкурах, а в бейсболках; арабские женщины, снявшие паранджу и надевшие западные одежды; японцы, сменившие кимоно на шорты; смуглые индианки, которые носят леггинсы вместо сари. Пассажирские самолёты, Интернет и голливудские фильмы примирили тысячелетних врагов за какие-то сотни лет. Государства перестали воевать, потому что приобрели общий культурный и коммуникационный фон. Война — это слишком варварский и древний способ вести дела в сложновзаимосвязанном мире.
Сюзанна сказала:
— Вы правы. Не хотите ли посмотреть вместе какой-нибудь фильм, Арнольд?
— Боюсь, фильмы вряд ли уничтожат нынешнее противостояние Северных и Южных.
— Увы, вы правы и с этой стороны. Мир сближается, но в каждом обществе до сих пор свои порядки. Я была в австралийской пустыне и увидела там совершенно другой мир. Вместо ворон там летают большие чёрные попугаи. А дикие коровы стали всеядными и пожирают мёртвых кенгуру. Можно ли найти вариант не сосуществования, а настоящего согласия столь разных миров? Можно ли подружить мирных бурёнок швейцарских лугов и хищных коров австралийской пустыни?
Арнольд улыбался:
— Не грустите, Сюзанна. Настоящее сжимает беззаботным кулачком ребёнка пучок сбегающихся прошлых причин и разбегающихся будущих следствий. Мы способны внимательно перебрать ещё не случившиеся нити будущего и вытянуть самую золотую из них, самую мирную и прочную.
Император Южных осторожно протянул руку и действительно вытащил из облака блестящих волос Сюзанны длинный золотой волосок, который ярко вспыхнул на солнце.
— Ты снова прилетел, Арнольд!
— Я не могу не прилетать к тебе, Сюзанна…
— …о чём ты думаешь, император?
— Какую-то глупость.
— Всё равно скажи.
— Из квартиры в квартиру, из замка в замок я вожу своё домашнее растение — ньюфаундлендскую ель. Каждый год вершина этой ёлки выбрасывает розетку из боковых побегов. Если еловая жизнь плоха и темна, то розетка состоит из трёх или четырёх побегов, если ёлка чувствует себя хорошо — то пять или, если совсем прекрасно, шесть.
— А как ты сейчас чувствуешь себя, Арнольд?
— На семь. Или на восемь.
В кабинет ворвалась бледная Сюзанна:
— Мама, нам надо поговорить!
Никки посмотрела на лица собеседников на экране, потом на взволнованную дочь и сказала:
— Господа, прошу меня извинить. Продолжим наше совещание завтра в это же время.
Выключив экран, Никки подошла к дочери, обняла её за плечи и спросила:
— Что случилось, Сюзанна?
Та зажмурила глаза и выпалила:
— Мама, я уже неделю целуюсь с Арнольдом! Я знаю, что он враг, но он хороший! Я… у меня никогда так не было! И… я не знаю, что мне делать, я чувствую себя предательницей, но всё время целуюсь и целуюсь…
Сюзанна спрятала лицо в ладони и застонала от душевной муки.
— Мама, я хочу, чтобы Арнольд был моим мужем, а не эти принцы-дегенераты из Северных династий! Мама, что же мне делать?!
Она открыла лицо и с изумлением увидела, что мать улыбается — вместо того чтобы метать громы и молнии, как Зевс-громовержец, укушенный пчелой.
Никки сказала:
— Что делать? Ну, думаю, надо поточнее узнать — хочет ли Арнольд, в свою очередь, чтобы ты была его женой?
Сюзанна пробормотала машинально, пытаясь понять странное поведение матери:
— Чтобы он-то, да не хотел… что за глупости… Мама, а почему ты не ругаешь меня?
