На лекции профессор Майсофт разводила искусственную жизнь.
Занятие посвящалось моделированию биологической эволюции. Развитие «жизни» происходило не в реальной пробирке, а в виртуальном пространстве, и каждый организм представлял собой компьютерную программу, способную эволюционировать.
На большом экране аудитории появились исходные программы — «искусственные организмы» в виде одинаковых шариков с единственным жгутиком или щупальцем. Они немедленно стали драться друг с другом, искать пищу, партнёров, обмениваться генами и быстро эволюционировать. В результате на экране через короткое время воцарился полный разнобой.
Часть шариков вообще потеряла щупальца и обросла прочным панцирем, пассивно защищаясь от врагов. Какие-то организмы, наоборот, ощетинились бахромой стрекал и вели себя очень агрессивно. Другие предпочли пойти по пути не личного, а общественного усовершенствования и объединились в небольшие колонии, выставив наружу затвердевшие шипы. Некоторые организмы стали разваливаться на мелкие части и инфицировать окружающих соседей своими частями-генами.
— Прелестно, — хмыкнула Никки, глядя на экран, — всё, как у людей.
— Это у людей, как у них, — ответил Джерри. — Генетическая память о взаимном пожирании.
Профессор рассказала о том, что принципы биологической эволюции понятны ещё плохо, поэтому искусственная саморазвивающаяся жизнь пока бедна — в ней нет организмов большой сложности, нет неограниченного развития. Майсофт отметила популярность идей эволюционной кибернетики и упомянула попытки создания саморазвивающегося софта.
— Было бы здорово, — заметила Никки, — не писать программы, а выращивать их из информационного семечка.
— И воспитывать потом, как ребёнка, — фыркнул Джерри, — наверное, и пелёнки программе придётся менять…
Прозвенел звонок на перерыв.
— Сушёные мозги астролога! Почему бы и нет?! — загорелась Никки. — Представим многоклеточный организм, оптимальный для жизни в какой-то среде. Пусть организм — это рабочая программа, его клетки — подпрограммы, иногда специализированные, иногда нет. А среда — это будущие условия работы программы. Создаём аналог ДНК — зародышевую программу, которая выращивает рабочую многоклеточную программу, оптимальную для заданных требований.
— ДНК — программа, а ген — команда? — задумался Джерри. — Неглупо… Только мутации в ДНК-программе должны быть не случайными, а направленными, иначе помрёшь, не дождавшись, пока программа вырастет во что-то полезное…
— Вообще, софты давно развиваются под руководством других программ, — добавил юноша, глядя на жизненные игры на экране. — Проблема в том, что в софтах после длительной эволюции накапливается множество старых и неработающих кусков — оптимальность неважна, если машины мощные, а результат удовлетворителен.
— Похоже на устройство геномов, — отметила Никки. — Человек тоже использует лишь около одного процента своих генов: остальное — не очень понятный балласт, накопленный в ходе эволюции. Раньше их считали дарвиновскими кладовками генохлама, но потом оказалось, что именно там организм может черпать нетривиальные решения для дальнейшего развития… ДНК примитивных организмов обычно меньше, чем у высших животных. Это, конечно, лишь статистическое правило — геном простенькой инфузории-туфельки Paramecium tetraurelia насчитывает сорок тысяч генов — гораздо больше, чем у человека.
— И зачем ей столько? — удивился Джерри.
Никки сказала:
— Она сама не знает. Зато самые простые и оптимальные организмы-бактерии состоят из нескольких сот генов. Видимо, это критическая сложность для возникновения из неживой смеси химикалиев живого существа, со способностью к делению и расползанию по сторонам.
— Ну, способностью к размножению и распространению обладают даже примитивные компьютерные вирусы, заражающие киберсети.
— А! — понимающе сказала Никки. — Вирусы, порождённые тоской.
— Что? — удивился Джерри.
— Создание компвирусов — типичное проявление вандализма, к которому склонен страдающий, обиженный мозг. Так некоторые мстят окружающим, подчёркивают себя и ищут суррогатной компенсации.
— Откуда ты это знаешь? — поразился Джерри: раньше Никки не очень разбиралась в человеческой психологии.
— Помнишь наш недавний разговор о связи голливудских фильмов с компенсирующими мифами? Я заинтересовалась этой темой, и сейчас Робби читает мне лекции по человеческим странностям и психологическим особенностям.
— Робби, почему люди так много смотрят тивизор?
— Это культурная магия, которую не постичь дикой Маугли.
— Не капризничай, объясни. Это наркотическое привыкание к зрелищу чужой жизни?
— Не совсем. Попробуй представить — ты смотришь на экранную картинку, на которую ОДНОВРЕМЕННО с тобой таращится сто миллионов человек. Такая концентрация взглядов на квадратный метр пылесосом засасывает в экран твой мозг. И ты становишься как все.
— Почему я должна быть как все? Не понимаю.
— Я же говорил — Маугли!
— Как можно часами смотреть в тивизор, если там столько раздражающе смешного и глупого? В то, что показывают, просто невозможно поверить.
— Вспомни театральные спектакли: там люди видят в фанерных декорациях каменный замок, а в марлевых занавесках — морские волны. И герой не замечает героиню, пока она не наступает ему на ногу.
— Ну… условность театрального искусства — это одно, а…
— А внутренняя условность тиви-вселенной ещё больше. Она компенсирует реальную жизнь, надстраивая её нереальной, но в чём-то привлекательной. Реалистичность противопоказана тиви-жизни.
— Э-э… начинаю понимать. Значит, и газеты служат не для сообщения правдивой информации, а для выдачи желаемого и достраивания недостающего?
— Примерно так.
— А показы модной одежды на красивых девушках — вовсе не для того, чтобы люди надели продемонстрированное?
— Конечно, нет. Это сладостное реальное потребление транслированной нереальности. Покупатель модной одежды приобретает символ магического приобщения, а не функциональный предмет. Ведь желаемые фигура и лицо в комплекте с одеждой не продаются.
Никки грустно выдохнула:
— Уф! Люди — это настоящие инопланетяне.
— Согласен, — сказал Джерри, — компьютерные вирусы порождаются людьми с большими комплексами, а как компенсируются тоскливые, которые не умеют программировать?
— Разве ты не помнишь толстяка из госпиталя, который хотел допросить меня?
— Точно! — воскликнул Джерри. — Мы нашли интеллектуальную связь между вирусами и Фитассом.
Никки добавила:
— Обижать слабых и мучить кошек, бить стёкла и писать крупные буквы на стенах — это любимые компенсации подростков с маленькими пенисами.
