Руки беседовали: на движение-вопрос следовало движение-ответ.
Чёрные вопросы были ласковы, серебряные ответы — капризны.
Наконец, чёрные, с золотым шитьём, перчатки отступили. Сжались в комок. А потом правая перчатка метнулась и выхватила откуда-то из рукава белую розу, почти бутон. И плавно бросила её серебряной маске.
Роза медленно летела между масками, а серебряные перчатки пританцовывали и делали вид, что цветок их совсем не интересует. Вот роза, отклонившись от порыва сквозняка, пролетела мимо фиолетового плеча, чуть не задев его, и нацелилась в угол кают-компании.
К розе уже хищно тянулись руки парочки гоблинов. Но внезапно серебряная перчатка метнулась и схватила улетающий цветок. Вернула его в пространство между беседующими масками. Поднесла плавным жестом к серебряному лицу, потом решительно прикрепила к плащу. Получилось очень красиво — белое на фиолетовом.
Чёрные перчатки терпеливо ждали, чем закончатся взаимоотношения между розой и перчатками серебряными. Потом спрятались в складках плаща и появились оттуда с бабочкой удивительной красоты. Узоры на крупных крыльях светились, и порхающая в полумраке бабочка оставляла за собой световой извилистый след. Бабочка покрасовалась перед серебряной маской, которая сжала ладони от избытка эмоций, а потом спикировала на розу и осталась сидеть на ней великолепной брошкой.
Сжатая серебряная перчатка расправилась в изящную кисть, преодолела пространство и ласково прикоснулась к чёрной перчатке. И снова отпрянула.
Чёрные перчатки, поблёскивая золотыми кручёными узорами, несколько секунд восторженно парили в воздухе. Потом снова нырнули в плащ.
И остались там.
Серебряные подождали… потом забеспокоились… затанцевали… послали вопрос. Чёрные не показывались. Серебряные робко попросили, потом жалобно заныли.
Тогда чёрные перчатки открыли карман плаща и… оттуда показалась голова дымчато-голубого котёнка!
Серебряные перчатки всплеснулись в восторге.
Котёнок зевнул, осмотрелся и стал выбираться из кармана, неуклюже цепляясь когтями за чёрный плащ. Наконец выбрался на чёрное плечо, встряхнулся, снова зевнул.
Никки поразилась: дымчато-голубой котёнок был полупрозрачным, будто сотканным из дыма.
— Как это он делает? — неслышно спросила она у Робби.
— Не знаю, — проворчал Робби. — Не могу же я знать всё. Какая-то не известная мне технология.
— Кто эти маски, интересно?
— Чёрный венецианец — наш друг Хао, серебряная кокетка — Артемида.
— Откуда ты знаешь? — удивилась Никки. — Ведь швейцар их не распознал.
— Что я тебе — тупой робопривратник? — фыркнул Робби. — Я по движениям плаща могу определить размеры тела и его массу с точностью ста грамм.
— Хао?.. Он такой сдержанный, — сказала Никки.
— Это он с тобой сдержанный… — хихикнул Робби.
— Маски знают друг про друга — кто они?
— Полагаю — да, — сказал Робби. — Люди часто нечеловечески чувствительны.
Пока они беседовали, котёнок оттолкнулся и взлетел. Серебряные руки умильно тянулись к нему, звали, манили.
Котёнок вспрыгнул на правый рукав фиолетового плаща и внимательно обнюхал серебряные перчатки. Взбежал по плечу. Лизнул маску в лицо. Один раз, другой. Серебряная маска млела и таяла — вот-вот потекут ручейки жидкого серебра. Руки девушки гладили котёнка, а он довольно жмурился и искрил шёрсткой.
Вдруг котёнок прыгнул в сторону чёрного хозяина. Серебряные перчатки взметнулись в мольбе. Дымчатый зверёк застыл на полпути между масками, вопросительно и нетерпеливо обернулся к девушке. Она покорно протянула руку вслед котёнку, и он деловито отправился к чёрному хозяину, таща за собой серебряную перчатку на невидимом поводке. А потом забрался на чёрную ладонь, протянутую вперёд. Серебряная послушно последовала за ним, и вот уже серебряные и чёрные руки вместе гладят котёнка, прикасаясь и друг к другу.
Никки смутилась: наверное, дальше смотреть — это уже подсматривать.
Погас свет — и появились привидения. Они прыгали между стенами кают-компании, как резиновые мячики, а вспыхивающий синий свет делал их быстрый полёт пунктирно неподвижным.
От стробоскопических вспышек у Никки разболелась голова, и она вышла в коридор. Джерри последовал за ней.
— Пойду спать, голова хнычет, — сказала Никки. — А ты оставайся, веселись.
— Я тебя провожу, — вызвался Джерри.
Они добрались до каюты Никки. Девушка сбросила с себя маскарадный плащ и маску, а Джерри пообещал отнести костюм в трюм.
Юноша двигался по коридору, держась за поручни, а Никки смотрела ему в спину и думала: «Как я могла ошибиться и принять мушкетёра за Джерри? Тот выше, крупнее и вообще — другой. Он так странно говорил… Кто это был? Фигурой похож на принца Дитбита… Может, Робби знает?»
Но она почему-то ничего не стала спрашивать у Робби. А сам он не различил её мыслей — или сделал вид, что не различил.
«Если это был Дитбит, то с принцем творится что-то неладное…»
Во время ужина профессор Бенто Нджава, которая, несмотря на солидный титул, была молодой эмоциональной девушкой, рассказала: в североамериканской столице, на её родине, есть пригороды, где большинство составляют чернокожие люди.
— Эти районы бедные и грязные, а зарплата их жителей низка. Из-за цвета кожи афроамериканцы живут хуже всех, и это несправедливо! — горячилась Нджава, чьё красивое энергичное лицо тёмно-оливковым оттенком и рядом черт свидетельствовало об африканских предках. Чёрная кожа встречается и у южных индийцев, но абрис лица у них ближе к европейскому типу.
В нервный монолог Нджавы никто за капитанским столом не решался вмешаться. Но в конце его командир корабля спросил:
— Скажите, уважаемый профессор, а вы можете отличить по выговору афроамериканца? Например, когда вы говорите с собеседником по т-фону?
— Как правило, могу, — удивлённо сказала Нджава, — но зачем вы спрашиваете?
— А почему вы различаете выговор афроамериканцев, если они поселились в вашей стране несколько веков назад — гораздо раньше, чем многие белые американцы?
— Ну… потому что афроамериканцы живут часто вместе, и внутри таких сообществ поддерживается своеобразная манера речи…
Капитан продолжил:
— …а также свой стиль поведения, одежды, музыки…
— Да, ну и что? — нахмурилась Нджава.
Капитан Чейз пожал плечами:
— Я много лет работаю с людьми разных рас и уверен, что в жизненном соревновании культурные различия гораздо важнее цвета кожи. Афроамериканцы живут беднее не из-за иного цвета кожи, а из-за иного культурного менталитета. Именно его надо менять, тогда и уровень жизни вырастет.
